Но когда это случилось? Как это случилось?

Он не знал.

Он долго ворочался в постели и не заметил, когда заснул. Егосон был так же тяжел, как грузные снеговые облака за окном.

«Это было сном и не могло быть ничем, кроме сна», — так онадумала почти до самого его конца.

В этом сне она очнулась от сна, в котором занималась любовьюс Эрни, но не в машине, а в какой-то холодной и пустой комнате с голубымистенами и широкими подушками, лежавшими на толстом голубом ковре… от того,второго сна она проснулась в своей комнате и увидела, что уже наступиловоскресное утро.

Ей послышался рокот автомобиля, доносившийся с улицы. Онавстала и подошла к окну.

У обочины дороги стояла Кристина. Ее двигатель работал — извыхлопных труб вырывались струйки сизого дыма, — но внутри никого не было.

Во сне она подумала, что Эрни, должно быть, стоял у двери,хотя оттуда не доносилось ни звука. Ей нужно было срочно бежать вниз. Если быее отец проснулся и в пять часов утра застал здесь Эрни, то пришел бы в ярость.

Но она даже не пошевелилась. Она смотрела на машину и думалао том, как ненавидела ее — и боялась ее.

И та тоже ненавидела ее.

«Соперницы», — подумала она, и в ее мысли — в том сне — былине злоба и жаркая ревность, а, скорее, отчаяние и испуг. Та стояла у обочины еедома и поджидала ее. Поджидала Ли. «Ну давай. Давай, дорогая. Мы покатаемся,поговорим о том, кому он нужнее и кто ему нужнее в долгом пути. Давай… ты небоишься, нет?»

Ею овладел ужас.

Это нечестно, она старше и знает множество всяких уловок,она обманет его…

— Убирайся, — медленно прошептала Ли в том сне иприкоснулась ладонью к стеклу. Ее пальцы ощутили его холод; она могла видеть ихвлажные отпечатки, оставшиеся на замерзшей прозрачной поверхности. Удивительно,какими реалистичными иногда бывают сны.

Но это могло быть только сном. Потому что машина услышалаее. Едва она произнесла свои слова, как щетки на ветровом стекле пришли в движениеи двумя полукругами расчистили налипший снег. А затем Кристина мягко отъехалаот обочины и направилась вдоль по улице…

Без водителя.

Когда она проезжала мимо. Ли сумела разглядеть через боковоене запорошенное снегом стекло, что внутри никого не было. Конечно, такое моглобыть только во сне.

Она снова легла в постель и попробовала представить себе,какой была Кристина лет пятнадцать назад. Сейчас та выглядела года на четыре,не больше. А тогда ее мама еще работала в одном из больших супермаркетовБостона…

Она положила голову на подушку и заснула (во сне) соткрытыми глазами, а затем — во сне все может случиться — увидела отдел игрушекв бостонском супермаркете.

Они хотели найти что-нибудь для Брюса, единственногоплемянника мамы и папы. Из громкоговорителя слышался хохот Санта-Клауса, но егосмех был не веселым, а зловещим, как у маньяка, который пришел ночью не сподарками, а с топором.

Она протягивала руку к витрине и просила маму, чтобыСанта-Клаус принес ей вот это.

Нет, дорогая, Санта не может принести тебе этого. Этоигрушка для мальчиков.

Но я хочу! Санта принесет тебе какую-нибудь хорошую куколку.Может быть, Барби…

Я хочу! Это для мальчиков. Хорошие девочки играют в хорошихкуколок.

Я не хочу КУКОЛОК! Я не хочу БАРБИ! Я хочу…

ЭТО.

Если ты собираешься канючить, то мы пойдем домой, Ли.Понятно?

Она подчинилась, и мама купила Барби, но еще долго хотелосьсмотреть на маленький красный автомобильчик, без всякого шнура или проводаразъезжавший по игрушечным дорогам, горам и мостам. Создавалась магическаяиллюзия, что он катился сам по себе. Она, конечно, знала, что его движениемуправлял служащий магазина, стоявший справа от прилавка и нажимавший на кнопкипульта. Мама ей объяснила принцип действия игрушки, и, разумеется, так все ибыло, но ее глаза отрицали это.

Ее сердце отрицало это.

Она стояла как зачарованная и не отводила взгляд от витриныс маленьким красным чудом, пока мама не повела ее домой.

Они пошли прочь, и им вслед прозвучал раскатистый, усиленныйгромкоговорителем зловещий хохот Санта-Клауса из отдела игрушек.

* * *

Потом Ли заснула крепче и больше не видела сновидений, а вэто время за окном уже пробивались первые лучи холодного ноябрьского солнца,постепенно осветившего безлюдные и тихие улицы. Наступило воскресенье, и наприпорошенной снегом дороге еще не было ничьих следов, если не считать двухпараллельных черных полос от автомобильных шин, каждая из которых заканчиваласьто ли вытянутой, кривой восьмеркой, то ли математическим знаком бесконечности,начертанным у обочины дороги возле дома семьи Кэйбот.

В одиннадцать часов снег начал таять, и к полудню следыисчезли.

Десять дней спустя, когда в окнах подготовительной школы уженачали появляться картонные индейки и скрученные из бумаги рога изобилия,голубой «камаро», перегруженный так, что почти чиркал носом по дороге, подъехалвечером к долгосрочному парковочному терминалу аэропорта.

Сэнди Галтон, нервничая, быстро распахнул окошко своейстеклянной будки. С водительского сиденья «камаро» ему улыбался БаддиРеппертон.

— Привет, Сэнди, — весело проговорил Реппертон. — Чтослучилось? У тебя такой вид, как будто ты наложил в штаны.

Из «камаро» раздался дружный хохот. Вместе с Бадди были ДонВанденберг, Шатун Уэлч и Ричи Трелани; несколько бутылок «Техасского драйвера»,три из которых были полупустыми, естественно, дополняли компанию.

— Слушай, если вас поймают, то я потеряю работу, —запинаясь, проговорил Сэнди. Он уже сожалел о том, что упомянул об ЭрниКаннингейме и его машине, стоявшей в терминале. Мысль о том, что он мог попастьв тюрьму, тоже не улучшала его настроения.

— Иисус, что за ребенок, — приняв огорченный вид, сказалБадди. — Никогда не думал, что ты такой ребенок, Сэнди. Честно.

Сэнди покраснел.

— Ладно, мне все равно, — произнес он. — Только будьте осторожны.

— Мы будем осторожны, друг, — искренне пообещал Бадди. Онвытащил из-под сиденья бутылку «Техасского драйвера» и протянул ее в окно. —Вот. Чтобы не скучал.