«Так не договаривались», — опешил Льюк. Врыбацком ящике у его ног лежал пистолет, но было уже поздно.

— Сэм? — спросил он в ответ.

«Может быть, он проглядел что-нибудь илиКамель не смог найти пирс, находясь на плотике?»

— Да, Льюк, это я. Извини, что отклонился.Неприятности с плотом.

У Льюка отлегло от сердца, и он с облегчениемвздохнул.

— Где машина? — спросил Камель.

Льюк бросил на него быстрый взгляд. Да, этобыл Камель, и смотрел он в этот момент на океан сквозь свои темные очки.

Льюк кивнул в сторону здания:

— Красный «понтиак», рядом с винным складом.

— Сколько ехать до Нового Орлеана?

— Полчаса, — ответил Льюк, накручивая пустуюкатушку спиннинга.

Камель сделал шаг назад и дважды ударил его пооснованию шеи. По разу каждой рукой. Шейные позвонки вылетели и перебилиспинной мозг. Льюк тяжело упал и издал одинокий стон. Камель убедился, что онумер, и забрал из его кармана ключи. Толчком ноги он сбросил труп в воду.

Эдвин Шнеллер, или тот, кто скрывался под этимименем, дверь не открыл, а тихо просунул ключ под нее. Камель взял ключ иоткрыл дверь соседней комнаты. Войдя внутрь, он быстро бросил сумку на кроватьи прошел к окну с открытыми шторами, из которого открывался вид на реку.Задвинул шторы и некоторое время сквозь щель рассматривал огни лежащего внизуФранцузского квартала. Затем подошел к телефону и набрал номер Шнеллера.

— Расскажи мне о ней, — мягко сказал Камель,глядя в пол.

— В «дипломате» находятся две ее фотографии.

Камель открыл «дипломат» и достал их.

— Они у меня.

— Они помечены цифрами «один» и «два». Первуюмы взяли из ежегодника юридического колледжа. Ей примерно год, и это самаяпоследняя из того, что у нас есть. Она сделана с крошечной вырезки и поэтому несодержит многих деталей. На второй она снята два года назад. Мы нашли этуфотографию в ежегоднике штата Аризона.

Камель держал перед собой обе фотографии.

— Красивая женщина.

— Да. Вполне симпатичная. Хотя теперь у неенет этих шикарных волос. В четверг вечером она расплатилась за номер в отеле покредитной карточке. В пятницу утром мы чуть не упустили ее. На полу в номере мыобнаружили длинные пряди волос и капли какого-то состава. Теперь нам известно,что это черная краска для волос. Очень темная.

— Какая жалость.

— Последний раз мы видели ее вечером вовторник. Она оказалась очень хитрой: кредитная карточка за номер в среду,кредитная карточка в другом отеле в четверг, затем ничего с прошлого вечера. Впятницу утром она сняла пять тысяч наличными со своего счета, таким образом,этот след перестал существовать.

— Может быть, она уехала.

— Может быть, но я так не думаю. Вчера кто-тобыл в ее квартире. Мы держим квартиру на контроле и опоздали всего на двеминуты.

— Медленно двигаетесь, да?

— Это большой город. Мы сидим в аэропорту, нажелезнодорожном вокзале, наблюдаем за домом ее матери в Айдахо. Никакихпризнаков. Я думаю, что она все еще здесь.

— Где она может находиться?

— Кружит по городу, меняя отели, пользуясьтелефонами-автоматами и держась подальше от обычных мест. Новоорлеанскаяполиция разыскивает ее. Они говорили с ней после взрыва в среду, но затемпотеряли. Мы ищем, они ищут, она никуда не денется.

— Что случилось с бомбой?

— Все очень просто. Она не села в машину.

— Кто делал бомбу?

Шнеллер колебался.

— Не могу сказать.

Камель еле заметно усмехнулся и взял изчемодана несколько карт города.

— Расскажи о картах.

— О, всего несколько интересующих нас точек вгороде. Ее и его квартиры, юридический колледж, отели, где она побывала, местовзрыва, несколько маленьких баров, которые она предпочитает. До сих пор онанаходилась в квартале.

— Она очень ловкая, а здесь миллион мест,чтобы спрятаться.

Камель взял последнюю фотографию и сел накровать. Ему нравилось это лицо. Даже с короткими черными волосами оно было быинтригующим. Он может убить ее, но это не доставит ему удовольствия.

— Это позор, разве не так? — сказал он почтипро себя.

— Да, это позор.

Гэвин Вереек был усталым и старым, когдаприбыл в Новый Орлеан, а после двух ночей скитания по барам он чувствовал себядо конца опустошенным и ослабевшим. Он посетил первый бар вскоре после похорони целых семь часов накачивался пивом с молодыми и беспокойными коллегами, ведяразговоры о правонарушениях и контрактах, фирмах Уолл-стрит и других вещах,которые он презирал. Он знал, что ему не следует говорить незнакомым, что он изФБР. Он не был из ФБР. У него отсутствовал значок. Он обрыскал пять или шесть баровв субботнюю ночь. Тулейн опять проиграл, и после игры бары заполнилиськрикливыми болельщиками. Дело стало безнадежным, и в полночь он прекратилпоиски.

Он спал тяжелым сном, не сняв ботинок, когдазазвонил телефон.

Он рванулся к нему.

— Алло! Алло!

— Гэвин? — спросила она.

— Дарби! Это вы?

— Кто же еще?

— Почему же вы не позвонили раньше?

— Пожалуйста, не начинайте задавать кучу вашихглупых вопросов. Я говорю из телефона-автомата, поэтому не занимайтесь своимисмешными штучками.

— Ладно, Дарби. Я уверяю вас, вы мне можетедоверять.

— О’кей. Я доверяю вам. Что теперь?

Он посмотрел на часы и начал расшнуровыватьботинки.

— Так расскажите мне, что вы намерены делатьдальше. Сколько еще вы собираетесь прятаться в Новом Орлеане?

— Откуда вы знаете, что я в Новом Орлеане?

Он не торопился с ответом.