Вышло все очень плохо.

Я горестно уставилась на Колю:

— Так я познакомилась с Казимежем Балицким. Как видишь,ничего особенного.

— Если исключить личность самого Казимежа, — тоскливовздохнул Коля. — Эх, Муза, не хочешь ты нам помочь, а жаль.

— Кому «вам»?

— Контрразведке.

— Коля, — промямлила я, — Коля, я совсем ничего не знаю. Вамже секреты, наверное, подавай, а кто мне доверит секреты? Ты бы доверил?

Он грустно покачал головой.

— Кто ты, Коля? Ты можешь мне честно сказать? — спросила ябез всякой надежды.

Но он мне ответил:

— Я полковник, женат на женщине, которую зовут Капитолина.Кстати, кое для кого и это большой секрет.

«Выдра, что ли, секрет? — зло подумала я. — И пора с этимКолей-полковником переходить на „вы“. И надо срочно залиться слезами, а то онне правильно что-то себя ведет».

И я залилась. Упрекнула его, рыдая:

— Коля, вы играете моими чувствами. Обещали мне помогать, асами ведете со мной игру, нечестную и опасную.

Он расстроился, надеюсь, что искренне.

— Да не веду я с тобой никакой игры! И перестань плакать,Муза! Слезами делу не поможешь.

— Все вы мужчины такие, — пискнула я, — одни дела у вас науме, только работа. А что при этом должны чувствовать бедные одинокие женщины,вам наплевать.

Коля с иронией взглянул на меня и возразил, очень туманно:

— Уж я-то знаю, что должны чувствовать женщины, но, какправило, они этого почему-то не чувствуют. Лучше скажи, зачем ты отравилаагента?

Слезы мигом улетучились из моих глаз.

— Какого агента? — испуганно вскрикнула я.

— Нашего Мишку Крохина.

— Мишку Крохина?! Да я знать его не знаю и в глаза никогдане видывала.

— А это кто, по-твоему? — спросил Коля и показал цветнуюфотографию моего французского поклонника, блондина Андре.

— Вот здесь могу быть вам очень полезна, — немедленнооживилась я, — об этом кое-что знаю. Это Казанова из клуба «Парти дэ плэзир».Зовут его Андре. По нему сходят с ума все девушки, а он сохнет по мне, как этони удивительно. Но при чем тут ваш Мишка Крохин?

— Мишка Крохин и есть Андре, — процедил сквозь зубыполковник Коля и зло спросил:

— Зачем ты его отравила? Парень в реанимации!

— Что?! Так плох?! — искренне поразилась я.

Честное слово, никак не рассчитывала на такой сильныйэффект.

— Плох? Неизвестно еще, будет ли Миша жить.

— Я не виновата. Вовсе не собиралась его травить, всего лишьхотела, чтобы он поспал, пока я смотаюсь в Польшу. Этот Миша ходил за мной попятам. И вообще, ничего не понимаю! Если он ваш агент, зачем тогда высоветовали насыпать ему тех таблеток?

«Черт! Кажется, проболталась!»

Мне было приказано растворить в кофе всего одну таблетку, нотам почему-то целых пять оказалось. Не выбрасывать же остальные, вот я все ирастворила из бережливости. А во всем виноват мой немецкий предок — дед отца поматеринской линии. Своей бережливостью он на всякие гадости так меня и толкает.Спрашивается, зачем русскому человеку его немецкая бережливость? Что немцублаго, то русскому смерть. Вот бедный Крохин Андре теперь и страдает черезэтого немца. Кстати, от меня не одна лишь беда. Все обманутые этим Крохинымженщины (наверняка их немало!) умерли бы от счастья, узнай, что я сделала с ихкрасавчиком.

Коля тем временем строго спросил:

— Кто тебе посоветовал насыпать Мише таблеток?

— Даже не знаю, как и сказать, — растерянно промямлила я. —Мы общались по телефону, но голос его я сразу узнала. Может, это был и не он,но голос точь-в-точь, как у твоего лучшего друга.

Коля насторожился:

— О каком друге ты говоришь?

Я удивилась:

— Ну, как же, о приятном мужчине с сигарой, который всевремя меня хвалил, выдавая задания.

О полученных деньгах я решила не вспоминать.

Жаль, что вы не можете видеть, как вытянулось лицополковника Коли — редкое зрелище. Думаю, с такими талантами он мог бы иметьуспех в цирке и на эстраде.

Сообразив, что не дождусь понимания, я пошла в наступление:

— Ну, не знаю, Коля, ты бросил меня одну, во Франции, начужбине, я так страдала, а тут еще этот стул.

— Какой стул, черт возьми?! — ни с того, ни с сеговзъерепенился Коля.

Кажется, ничего ему грубого не сказала — он же полез вбутылку. Пришлось снова пустить слезу.

— Согласна, совершенно дурацкий стул, на старомодныхдурацких ножках, — горько всхлипнула я и свирепо добавила:

— Век бы его не видать!

Коля перестал почему-то сердиться.

— Дурацкий стул на старомодных ножках, — рассеянно повторилон, усиленно размышляя. — А как ты вообще попала в Париж? — вдруг спросил Коля.

Я так и подпрыгнула.

— Как я попала в Париж?! Ты меня еще спрашиваешь?! —завопила я значительно громче Марыси Сташевской (уж пусть она не обижается). —Посылаешь ко мне своих лучших друзей, они силой вывозят меня из России в Париж…

— Представляю, как ты упиралась, — издевательскипосочувствовал Коля.

— Да, упиралась! Потому что в Питере у меня есть дела! Уменя на руках бабуля! Всю жизнь! Она хуже ребенка! Надолго ее нельзя однуоставлять! Она обязательно в кого-нибудь влюбится! Ты знаешь, сколько у неелюбовников?

"Господи! Что я мелю?!

Чистую правду! Бабуле везет в любви на девятом десятке, а яодинока в свои двадцать пять!"

Мне стало горько, и я заплакала.

— Если бы не этот твой труп, я бы вообще сейчас была дома игоря не знала бы, — всхлипывая, пропищала я.

Коля поразился:

— Так труп, выходит, был мой?!

— Один мой, а второй твой.

— Как же это ты так поделила? — спросил Коля, глядя на менябез сочувствия.

— Очень просто. Первый появился до тебя, значит, он мой. Авторой появился при твоем участии.

— Что ты имеешь в виду?

Пришлось возмутиться — плакать было глупо и бесполезно.