class="p1">Когда мой чай был готов, она уже немного успокоилась, но я по-прежнему крепко прижимал ее к себе.

– Думаю, нам лучше… – сказал я, посмотрев на маму поверх головы Аликс, и кивнул в сторону балкона. – Ничего, если мы ненадолго…

– Конечно. – Мама понимающе улыбнулась. – Можете никуда не спешить.

Аликс запротестовала:

– Нет-нет, мы поговорим позже. – Она отклонилась от меня и вытерла слезы. – Вы же целую вечность не виделись. Я сниму номер в гостинице, а ты потом ко мне придешь.

– Никаких гостиниц и никаких «потом»! – Я помотал головой, бросив взгляд на маму, которая явно меня поддерживала. – Я сейчас же все тебе объясню и больше никуда не исчезну.

– Так значит, все это правда закончилось? – прошептала мама очень тихо: я даже не понял, со мной она говорит или сама с собой.

Подойдя к ней, я взял и крепко сжал ее руку.

– Да, maman. Все позади.

Ее глаза опять влажно заблестели. Она провела по ним пальцем и, сглотнув, сказала:

– Оставайтесь здесь оба, сколько захотите. – В мамином голосе прозвучало столько радости, что у меня чуть не подогнулись колени. Она решительно подошла и протянула нам чашки. – А теперь идите. Когда вернетесь, я буду здесь.

– Идти? Куда? – озадаченно спросила Аликс.

– Сейчас увидишь. Мне столько всего нужно тебе показать!

Я взял у мамы чашки и кивком поманил Аликс за собой.

Глава 39

Аликс

Следуя за Лео, я обошла диван и пересекла гостиную. От радости, что он здесь (пусть и не совсем невредимый), я не могла ясно мыслить. Сердце рвалось к нему, выламываясь из грудной клетки. Мне хотелось обнять его и никогда не выпускать, а разум, защищая меня, пытался охладить мой наивный пыл. Ведь если бы Лео еще раз поступил со мной, как вчера, я бы этого не перенесла. Пришло время поговорить начистоту. Пусть объяснится, пусть выложит все. Больше никаких недоговоренностей!

Мы повернули за угол, и я увидела книжные полки, тянущиеся от пола до высокого потолка и даже снабженные передвижной лестницей.

– Мама – библиотекарь, – улыбнулся Лео, заметив мои округлившиеся глаза.

Рядом с полками была старомодная дверь с застекленными створками. Он кивком попросил меня ее открыть, потому что сам нес наши чашки. Я нажала на витиеватые металлические ручки и ахнула.

Мы вышли на узкий балкон с крошечным столиком, двумя стульями и несколькими цветочными горшками на перилах. Вид, который отсюда открывался, не поражал широтой обзора и, тем не менее, был очарователен. Красивые парижские жилые дома примыкали друг к другу. Под окнами пенились цветы или сушилось белье. Люди сидели на таких же балкончиках, как наш, греясь на солнце уходящего лета. Вдалеке, над крышами и трубами, виднелся шпиль Эйфелевой башни. Правда, сейчас слишком многое отвлекало меня от всей этой красоты.

Лео, то есть Яссим, поставил наши чашки на столик и закрыл за нами дверь. Теперь мы были одни.

Меня вдруг затошнило от волнения. Все, в чем я хотела его упрекнуть, внезапно стерлось из моей памяти. Осталось только непреодолимое желание прижаться к нему и таким образом удостовериться, что он действительно здесь, что больше никуда не исчезнет. Но, чтобы я убедилась в последнем, мы должны были поговорить. Серьезно и откровенно. Я догадывалась: Яссим расскажет мне много такого, от чего я не приду в восторг. Тем не менее я не собиралась отказывать ему в возможности объясниться. Ведь потерять его я боялась еще больше, чем снова позволить ему ранить меня.

Я облокотилась о перила на приличном расстоянии от Яссима. Потому что, стоило мне к нему прикоснуться, я бы растаяла в его руках, как масло, и, скорее всего, уже не потребовала бы от него никаких ответов.

– Начинай сначала, – произнесла я подчеркнуто сухо. – И ни о чем не умалчивай. Расскажи мне, кто ты, Яссим.

От моих слов он вздрогнул, как человек, которого резко разбудили. Или это потому, что я назвала его настоящим именем? Он расправил плечи и выпрямился во весь рост, как будто приготовился к бою. Здесь, при дневном свете, синяк под его левым глазом казался скорее сиреневым. Разбитая губа распухла. Когда он поднял руку, чтобы провести ладонью по коротким волосам, лицо болезненно скривилось. Может, ему сломали ребро или даже несколько ребер? Прежде чем я успела задать вопрос, он посмотрел на меня и начал:

– Я вырос в этой квартире. Мама воспитывала меня одна. Потому что отец… его не было. Я с ним даже не знаком.

Голос Яссима казался каким-то неживым, механическим. Он явно не привык вслух проговаривать то, что я сейчас услышала. Впрочем, пока он не сказал ничего такого, о чем я не знала. Я кивнула, спрашивая себя, пойдет ли он дальше, откроется ли мне.

Яссим посмотрел вдаль. Глубоко вздохнул и, собравшись с силами, продолжил:

– Я часто играл на этом балконе. Листал книжки, которые мама мне приносила. Или просто смотрел на людей, проходящих по улице, и думал: «А вдруг этот или тот мужчина – мой отец?» – Яссим вздохнул и погладил перила. – Мама никогда мне о нем не рассказывала. Совсем ничего. Мне просто не за что было зацепиться. Но чем старше я становился, тем сильнее мне хотелось его найти. Знал я только одно: от него поступают деньги, следовательно, он есть. Суммы были вполне приличными, но, чтобы не зависеть от этих переводов, мама всегда работала. Я часто приходил в библиотеку вместе с ней и чувствовал себя там как дома. Мне очень нравилось проводить время среди книг. Вернуться в Марокко мама не захотела. Она говорила, что порвала со своей семьей, чтобы зажить собственной жизнью здесь, в Париже. Но у меня часто возникало такое ощущение, будто она по чему-то скучает: по стране, по родственникам или по какому-то конкретному человеку – этого я до сих пор не знаю.

Взгляд Яссима стал тверже. Темные глаза гордо заблестели.

– Мама приехала сюда совсем одна. Очень молодой женщиной. У нее ничего не было, кроме образования – диплома библиотекаря. Она сама устроилась на работу и начала выстраивать свою жизнь. Очень долго она была для меня центром вселенной. Я во всем старался брать с нее пример. Но, когда я подрос, наши отношения стали меняться…

Яссим слегка обмяк и, придвинув к себе стул, сел. Он обеими руками взял чашку, от которой все еще шел пар. Мой чай наверняка давно остыл. Но я сейчас все равно не могла ни есть, ни пить.

– В четырнадцать лет я вбил себе в голову, что мне непременно нужно найти отца, чтобы он решил мои проблемы. Я был вечно всем недоволен, скучал в школе. Мне больше хотелось работать и зарабатывать. Я часто выплескивал свое раздражение на маму. Обижался на нее за то, что она не рассказывала мне об отце. – Он опять вздохнул. – Теперь я понимаю, как это несправедливо. Наверное, она не молчала бы, если бы ей не было очень больно о нем говорить. К тому же она явно пыталась защитить меня. И его, вероятно, тоже. Ведь если бы я попытался связаться с ним, – Яссим резко усмехнулся, – что стало бы с его драгоценной карьерой, которую он, очевидно, ставил превыше всего?

Повисла пауза. Возле губ Яссима обозначились черточки.

– Как ты выяснил, – осторожно спросила я, – что твой отец – Венсан Леопольд?

Он поднял глаза, и я не увидела в них ни удивления, ни обиды. Его как будто не задело то, что мать сразу же ответила мне на вопрос, на который столько лет не отвечала ему самому. Он показался мне просто усталым. Изнуренным.

– Совершенно случайно. – Яссим грустно улыбнулся. – Года через два, когда мне уже исполнилось шестнадцать, я увидел выписку с маминого счета. Там было указано, от кого она регулярно получает деньги. У меня чуть земля из-под ног не ушла. Мне стало ясно, почему мама молчала и почему этот человек не захотел со мной общаться. В тот момент я почти пожалел о своем открытии. Пожалуй, просто не знать, кто мой отец, в самом деле было бы лучше, чем знать, что он предпочел мне политическую карьеру. Что он живет на какой-нибудь вилле с женой и «законными» детьми, а меня воспринимает как позорное пятно, которое нужно прятать. – Яссим покачал головой. – С другой стороны, эта информация дала