мне своего рода власть над ним. И над мамой. Я чувствовал себя уязвленным, злился и был близок к тому, чтобы разоблачить их, но все-таки не разоблачил. Вместо этого я сделал другую глупость – связался не с теми людьми.

Яссим прикусил губу, и я поняла, что он дошел до той части своей истории, которая мне особенно не понравится. О которой он до сих пор так упорно молчал. Стыдился ли он своих ошибок? Опасался ли, что я осужу его или даже брошу? Но ведь я и сама чего только не вытворяла подростком. В моем прошлом тоже остались вещи, не дававшие мне повода для гордости: я частенько просыпалась с незнакомыми парнями, пару раз украла в магазине губную помаду, а однажды на концерте из любопытства попробовала экстази. Правда, этим мои прегрешения ограничивались. Список Яссима был, надо полагать, посерьезнее.

Я подошла, тоже села и накрыла его руку своей. Он опустил голову.

– Все в порядке, – пробормотала я. – Судить тебя я не вправе и не хочу. Просто расскажи мне, как было дело. Спокойно, не торопясь.

Яссим благодарно посмотрел на меня сквозь густые ресницы. В его взгляде я увидела чувство вины, раскаяние и желание исправить совершенные ошибки. Я уже знала, что своими сомнительными предприятиями Яссим подверг опасности не только собственную жизнь, но и жизнь своей матери, и что с тех пор он всеми силами избегал последствий, угрожавших им обоим. Покинул родной дом, чтобы защитить маму. А вчера попытался таким же образом обезопасить меня.

Я гладила его руку успокоительными круговыми движениями и ждала, когда он соберется с силами. Наконец он откашлялся и продолжил.

– Я завел, если можно так выразиться, сомнительные знакомства, и с тех пор начались сплошные проблемы. – Яссим говорил с трудом, почти задыхаясь. – Мама уже давно не знала, как до меня достучаться. Ей оставалось только надеяться, что я хо-тя бы школу закончу, чтобы не лишать себя шанса наладить свою жизнь, когда я образумлюсь. Она всегда верила в меня вопреки всему. Думала, что я просто вступил в такой период, который скоро пройдет. Но для меня это было всем. Я не заботился о будущем, не имел никаких амбиций. Мне хотелось только заглушить разочарование от того, что я ничего не значу для собственного отца. Когда я зависал в компании новых друзей, боль отходила на второй план. Ты не думай – наркотиков я не принимал. Но на адреналин тоже можно подсесть. Я был готов на что угодно, лишь бы отвлечься от мрачных мыслей.

Я перевернула его руку и скрестила наши пальцы. Яссим почти вцепился в меня, как будто мое прикосновение было единственным, что давало ему силу. Он продолжил говорить, не глядя на меня.

– Я попал под влияние одного харизматичного человека, очень известного в преступном мире. Этот тип брал таких парней, как я, под свое крыло, многое нам обещал. Сначала мы исполняли мелкие поручения: что-нибудь украсть и продать. Потом пошли задания посерьезней. Став частью банды, я почувствовал себя сильным, даже непобедимым. – Яссим покачал головой и провел свободной рукой по щетине. – Время от времени нам поручали кого-нибудь припугнуть. Немного пошуметь. Это было относительно безобидно. Но когда мы в первый раз взяли заложников, я понял, что дело принимает дурной оборот и продолжать я не хочу. Но соскочить было уже невозможно. Я слишком много видел и слышал. Просто так меня бы не отпустили.

Яссим посмотрел на балконную дверь, как будто видел за ней мать.

– Мама не знала подробностей, но догадывалась, что я ввязался в криминал, и страшно беспокоилась. Ее упреки и уговоры на меня не действовали, а когда я сам понял, во что влип, выхода уже не было. По крайней мере, безопасного. Эти типы очень изобретательны по части того, как подобраться к человеку и ударить его побольнее. Путь ко мне пролегал через мою мать.

Голос Яссима стих. Снизу до нас долетел смех: мимо дома проходила группка подростков. Я обхватила себя свободной рукой и поёжилась. Солнце уже потихоньку клонилось к закату, но мой озноб не имел никакого отношения к сентябрьской прохладе. Я посмотрела Яссиму в глаза: они так потемнели, что зрачки почти не выделялись.

– На деле, которое стало для меня последним, я их сдал, – произнес он с видимым усилием. – Не полиции. Приди я туда, меня бы просто арестовали, вместо того чтобы защитить нас с мамой как свидетелей.

Я хотела возразить, но не стала. Ни для кого не секрет, что наша правоохранительная система работает косо. Особенно когда дело касается тех, кто родился за пределами страны. Как мадам Эльмалех.

– Я просто предупредил людей, которые попали в черный список. Они чем-то провинились перед бандой или, как я, проявили нелояльность. Для того чтобы оказаться у босса в немилости, много не требовалось. Неугодных, в зависимости от тяжести проступка, либо жестоко «вразумляли», либо просто убивали. Предупреждая тех, кому грозила расправа, я не назвал себя, но меня бы все равно вычислили – чуть раньше или чуть позже. И пощады ждать не приходилось. Поэтому я сразу же сбежал, прекрасно понимая, с каким остервенением мои так называемые друзья будут меня преследовать. В первую очередь потому, что я уже прикарманил свою долю вознаграждения за эту несостоявшуюся акцию.

Яссим замолчал.

– Как же тебе удалось скрыться? – спросила я, затаив дыхание.

– Пока люди босса ловили тех, кого я предупредил, я собрал сумку и рванул в Гавр, где нанялся палубным рабочим на первый попавшийся корабль. В ту ночь я отказался от всего: от своей жизни, своего будущего, своей матери. – Яссим сглотнул. – Я понимал, что мне нельзя возвращаться, если я не хочу привести этих уродов сюда, к маме. Что они будут следить за мной и, наверное, не успокоятся, пока я не попаду к ним в руки. Но это не так пугало меня. Главное, чтобы мама была невредима. Изменив имя и фамилию, я два года провел в море. Потом оказался в Антибе и поступил на яхту.

– Но ты ведь поддерживал связь с мамой? Писал ей по электронной почте?

Яссим посмотрел на меня и кивнул:

– Это был единственный способ сообщить ей, что я жив и у меня все хорошо. Строго говоря, чтобы не подвергать ее опасности, лучше было бы вообще не возникать. Но я не мог. Меня ужасно мучила совесть из-за того, что я оставил маму одну. Я догадывался, как она переживает. И, конечно же, хотел знать, как дела у нее самой.

– Значит, вы целых семь лет общались только по электронной почте?

– Иногда я звонил с переговорных пунктов. Но мне было тяжело слышать ее голос.

Мы помолчали. Яссим опять перевел взгляд вдаль, а я попыталась переварить все сказанное им. В общем-то, это было примерно то, чего я и ожидала. Но одно дело – строить предположения, а другое – видеть боль в глазах человека, когда он признается тебе в том, о чем до сих пор никому не говорил.

– Ну а вчера вечером? – наконец спросила я дрожащим голосом, хотя, вероятно, уже знала ответ. – Что случилось? Почему ты так внезапно исчез?

– Один из моих старых «друзей», – Яссим с отвращением выплюнул это слово, – все-таки напал на мой след. После стольких лет. Он пробрался на яхту и заставил меня вернуться с ним в Париж.

– Как? Каким образом он тебя заставил?

– Если бы я не поехал, он мог что-нибудь сделать тебе и другим людям, которые были на празднике.

Я судорожно глотнула воздух. Яссим крепче сжал мою руку.

– Прости, что так вышло. Но у меня не было выбора. Он видел нас вместе.

Мои глаза наполнились слезами, и я сипло прошептала:

– Теперь я понимаю. Понимаю, что ты не мог не уехать и что у тебя были благородные намерения. Но я предпочла бы, чтобы ты не держал меня в неведении. Чтобы рассказал мне все это гораздо раньше. И мы бы вместе нашли решение.

– Какое же? – спросил Яссим с неожиданной горячностью и вскочил, высвободив руку. – Ты притащила бы меня в полицию и заставила сдаться? Или захотела жить со мной в бегах? Вечно оглядываться через плечо, не иметь дома? Поверь мне: я тысячу раз прокрутил в голове все возможные сценарии. Любой из них рано или поздно заставил бы тебя страдать.

– Но это было бы мое решение, – пробормотала я, вытирая глаза.

– Что?

Яссим резко обернулся, перестав расхаживать туда-сюда по маленькому балкону.

– У меня, по крайней мере, был бы выбор.

Он