рассказом об этом событии, которое она даже не помнила.

«Ну и где, по-твоему, я это подцепила?»

«Да от мамы! – пронзительно рассмеялась Энид. – Где же еще?»

Когда Энид смеялась, всем вокруг тоже становилось смешно. Такая уж она была заразительная.

Сидевший напротив Рич улыбнулся. Чуть раньше, когда он чистил картошку, по кухонному столу прополз паук. Он отложил нож, подхватил паука и вынес его наружу с такой осторожностью и заботой, какую Коллин никогда не видела ни у одного человека.

В конце вечера она наблюдала, как он присел на корточки во дворе, чтобы почесать за ушами старую мамину собаку, затем встал, достал из переднего кармана зубочистку. Коллин было интересно, правду ли он сказал сегодня – про дом и про письмо.

«Он мне нравится», – объявила Энид. Она откинулась на спинку стула, поставив его на две ножки, и скрестила руки на груди – словно ожидая, что Коллин кинется с ней спорить.

«Тс-с! – прошипела Коллин. – Он же еще не ушел».

«Тебе не кажется, что Коллин нужно сходить с ним на свидание?» – спросила Энид Юджина. Он откинулся на спинку стула. Лимонное безе, принесенное к ужину Ричем, липкое и сахарно-приторное, слегка его взбодрило, но эффект уже кончился.

«Какая разница, что я думаю», – ответил он.

Юджин пригласил его на ужин во второй раз, затем в третий. А потом однажды вечером Рич появился у ее дома сам. Потом она лежала, положив голову на его обнаженную грудь, а он рассказывал ей про все разы, когда замечал ее – давно, еще до той встречи у костра. Как она, будучи еще юной девушкой, проталкивалась сквозь толпу выпивох в «Единственной», пытаясь найти Лаверн, как она стояла в сторонке от всех, наблюдая за ярким фейерверком на Четвертое июля – все те моменты, когда она чувствовала себя такой одинокой. Она слушала вибрацию его голоса, биение его сердца, его дыхание, ровное, как прилив.

«Твоя кожа такая нежная», – восхитился он в ту первую ночь. Он заставил ее почувствовать себя особенной. Чудесной.

Она повернулась к Ричу, лежавшему в темноте на расстоянии вытянутой руки и сопящему во сне. Что бы он сказал ей сейчас?

5 ноября

Карпик

В больнице пахло, как от сорванной с ранки корочки. Папа стучал себя по ноге. Через вращающуюся дверь вошла дама.

– Грэм?

Папа встал. Карпик последовал за дамой в комнату с креслом с откидывающейся спинкой. Она надела бумажную маску с нарисованным носом и усиками и стала похожа на гигантского кролика.

«Папа боится зубных врачей, – прошептала мама, когда они прощались. Он вдохнул ее цветочный запах. – Держи его за руку, ладно?»

Когда Карпик вернулся с новой зубной щеткой в пластиковой упаковке, папа снова встал, торопясь уйти.

– Ты голоден? – спросил папа.

Карпик покачал головой. Капли дождя забарабанили по ветровому стеклу. Он прополоскал рот водой из бумажного стаканчика, но все равно до сих пор чувствовал вишневый привкус. Запах зубного кабинета пропитал одежду. Папа возился с радиоприемником. Из обогревателя дул теплый воздух, пахло горячей пылью и старыми монетами. Радио начало шипеть, и папа его выключил. Заскрипели дворники. Карпик раздумывал над тем, что сказал Уайет.

– Дядя Юджин кого-нибудь убивал? – спросил Карпик. Уайет залез в пикап дяди Юджина и достал из бардачка металлический жетон с выгравированными на нем буквами. Они по очереди подержали его в руках. Уайет сказал, что он остался с войны и что дядя Юджин убил трех солдат в подземных туннелях.

– Может быть, – ответил папа. – Иногда на войне приходится убивать.

– А ты был на войне?

– Нет, никогда не был.

– Ты никогда никого не убивал?

– Нет, – покачал головой папа.

– А убил бы?

Папа вздохнул.

– Только если без этого никак. Чтобы защитить тебя и маму.

Карпик прислонился щекой к стеклу. Мимо проплывал лес. Папа остановил пикап у кладбища, достал из кармана несколько агатов. Карпик выбрал четыре.

– Возьми еще один, – напомнил папа. Карпик выбрал красный, отполированный и скользкий.

За ними лязгнули, закрываясь, ворота. Они навестили могилы родителей мамы, затем родителей папы. Карпик положил по одному камешку на каждую из могил. Он никогда не видел никого из своих бабушек и дедушек. Когда они подошли к маленькой детской могилке, последний агат уже успел вспотеть в его ладони. Папа опустил голову, читая молитву. Закончив, он кивнул Карпику, чтобы тот положил красный агат в маленькую кучку камней, украшающих могилу его младшей сестры.

Карпик почувствовал легкую зависть.

Оказавшись дома, Карпик промчался по коридору и с разбегу запрыгнул на кровать, приземлившись лицом прямо на мамин живот.

– Ой, – воскликнула она. – Дай-ка мне взглянуть на твои чистые зубки.

– А почему ты в постели? – удивился Карпик.

– Я неважно себя чувствовала, поэтому решила прилечь, – Мама достала грелку из-под одеяла. Она улыбнулась, но глаза ее были печальны. – А папа где? Ему вылечили зуб?

Карпик покачал головой.

– Нет? – Она застонала, сняла с себя Карпика. – Готов к ланчу?

– Ты в порядке? – забеспокоился папа.

– Нормально.

– Ты ведь не?..

– Конечно, нет, – отрезала мама, лицо у нее покраснело. – Как бы это вообще получилось? У меня просто болит живот.

Папа долго стоял у могилы младшей сестры Карпика – будто ждал, что она вот-вот прибежит к ним по тропинке.

Шаркая по ковру, Карпик прошел через коридор в гостиную и направился к лампе-кролику. Он протянул руку, чтобы дотронуться кончиком пальца до кроличьего носа, и затаил дыхание, надеясь, что в этот раз его волшебное прикосновение точно вернет бронзовое существо к жизни.

6 ноября

Коллин

– Кто рано встает, тот сам готовит себе чертов завтрак, – прочитала Коллин. Именно это гласила новая вышивка, висевшая над раковиной кухни Энид.

– Это для меня Герти сделала, – сказала сестра.

Сидевшая напротив двоюродная бабушка Юджина кивнула, ее седые волосы, накрученные на бигуди, подпрыгнули. По правда говоря, Юджин даже яичницу себе поджарить не смог бы. Да, он жарил барбекю, но считал, что готовить на плите – это женская работа.

Сквозь окно кухни Коллин видела, что Рич стоит чуть в стороне от Юджина, словно беспокоится, что тот обрызгает его водой из шланга. Вес тела он перенес на одну ногу. Его все еще беспокоило колено.

– Мальчишки, – сказала Герти. – Вечно возвращаются домой побитыми.

Энид высыпала кукурузные зерна в машинку для попкорна и опустила крышку.

– Нога заживет. А вот спина – это уже опасно.

Юджин одной рукой держал Алси за ноги, поливая из шланга ее голую задницу.

– Он этого ребенка сейчас утопит, – пробурчала Герти.

Энид и Юджин поссорились. Коллин