– Когда-нибудь я буду работать у тебя, папа.

– Не говори глупостей, Сабрина.

Однако в глубине души ему было жаль, что это невозможно. Онабыла ему и дочерью, и сыном одновременно, а в том, что касалось бизнеса, головау нее работала прекрасно. Но на рудниках она работать не сможет. Никто этого непоймет.

– Ты же взял на работу Дэна Ричфилда, когда он был ещесовсем мальчишкой. Он сам мне рассказывал.

Дэн был теперь двадцатидевятилетним женатым мужчиной, отцомпятерых детей. Много времени, оказывается, прошло с тех пор, как он началработать по субботам у Иеремии.

– Это другое дело, Сабрина. Он парень, а ты юная леди.

– Ничего подобного! – В редкие минуты упрямства онадействительно напоминала ему свою мать.

Он отворачивался, лишь бы не видеть этого сходства.

– Смотри мне в глаза, папа! Я знаю рудники не хужелюбого мужчины!

Он садился и с нежной улыбкой брал ее за руку.

– Ты права, любимая, все верно. Но простого знанияздесь недостаточно. Это дело требует мужской хватки, мужской силы, мужскойрешительности. То есть того, чего у тебя нет и никогда не будет. – Отецпохлопал ее по щеке. – Нам просто нужно найти тебе красивого мужа.

– Не хочу никакого мужа!

В десять лет она выходила из себя, когда думала озамужестве. С тех пор ее отношение к этому вопросу ничуть не изменилось.

– Я хочу быть только с тобой!

В каком-то смысле он был рад этому. Ему было пятьдесятвосемь лет. Он все еще был крепким, живым, энергичным человеком. У него быломножество идей насчет того, как вести дело на рудниках и виноградниках. Ноболь, которую в свое время причинила ему Камилла, не прошла бесследно. Даже вдуше он не ощущал себя молодым. Он был стариком, усталым, потрепанным жизнью.Было в нем что-то, чего он уже никогда и никому не откроет. Как никогда большене откроет дверей своего роскошного городского особняка. За эти годы к немуобращалось множество лиц, желавших купить особняк. Кое-кто даже собиралсяпеределать его под гостиницу. Но Иеремия отказывался продавать его. Ни разубольше он не вошел туда и, возможно, никогда уже не войдет. Слишком тяжело быловновь оказаться в доме, который он строил для Камиллы, в доме, который надеялсязаполнить полудюжиной ребятишек. Ну что ж, он завещает его Сабрине, а если онавыйдет замуж, сразу и передаст его ей. Пусть это будет дом, если не для него,так для ее детей – вполне пристойная перспектива для домашнего очага, стольлюбовно обустроенного им в свое время.

– Папа! – Сабрина бежала к нему через двор, оставивповозку у коновязи.

С лошадьми и повозками она обращалась умело, получше иногопарня. Тем не менее это не лишало ее женственности. Казалось, вековые чертыаристократок Юга столь глубоко укоренились в ней, что стали частью ее натуры.Она была женщиной до кончиков ногтей, и женственность ее была исполнена истинногоблагородства и нежности, которых всегда не хватало ее матери. – Я приехала, кактолько смогла! – Она подбежала к нему задыхаясь и быстрым движением перекинулаза спину спутавшиеся волосы.

Он улыбнулся. Затем с деланной суровостью покачал головой:

– Оно и видно, Сабрина. Но, разрешив тебе приезжатьсюда сегодня после занятий, я не имел в виду, что для этого нужно тайкомуводить мою лучшую повозку.

Смутившись, Сабрина быстро оглянулась через плечо.

– Ты правда сердишься, папа? Я ехала очень осторожно.

– Не сомневаюсь. И не это меня тревожит, а то, какойспектакль ты устраиваешь из своих поездок. Ханна наверняка задаст нам обоимхорошую головомойку. А если бы ты прокатилась подобным образом поСан-Франциско, тебя бы измазали дегтем и выставили из города как распутницу,оскорбившую своим поведением общественную мораль.

Он дразнил ее, но она равнодушно пожала плечами:

– Ну и дураки. Я езжу лучше тебя, папа.

Он нахмурился, притворившись обиженным:

– Это нечестно, Сабрина. Я не так уж стар, и ты этознаешь.

– Конечно, конечно! – Она слегка покраснела. – Я простохотела сказать...

– Ладно, это пустяки. В следующий раз приезжай на своейгнедой. Это не так заметно.

– Ты же сам говорил, чтобы я не носилась по холмамверхом как сумасшедшая, а приезжала в повозке, как леди.

Он наклонился к ней и прошептал на ухо:

– Леди не берут в руки вожжи и кнут.

Она рассмеялась. Поездка на рудники доставила ей несказанноеудовольствие. Честно говоря, в Сент-Элене делать ей было нечего. У нее не былодрузей-ровесников, не было ни родных братьев и сестер, ни двоюродных, и всесвободное время она проводила с отцом. Когда ей становилось скучно дома, онакапризничала или сбегала на рудники. Время от времени он брал ее с собой вСан-Франциско. Они всегда останавливались в отеле «Палас», и он снимал для нееномер, примыкавший к его собственному.

Когда она была еще маленькой, с ними ездила и Ханна, нотеперь артрит совершенно замучил бедную женщину, которая к тому же не любилапоездок в город и не скрывала этого. А Сабрина была уже достаточно взрослой,чтобы одной сопровождать отца. Они часто проезжали мимо городского особнякаТерстонов, и однажды он отомкнул ворота, чтобы вместе с дочерью побродить посаду, но в дом ее не повел, и она догадалась почему. Ему было слишком тяжелозаходить туда после смерти матери. Самой Сабрине всегда было любопытнопосмотреть, что там внутри. Она пыталась расспросить Ханну, но ее ждалоразочарование: старушка никогда не была в городском доме. Сабрина приставала кХанне и с расспросами о матери, но и здесь многого не добилась и в конце концовзаключила, что Ханна никогда не была к той особенно расположена. Сабрина незнала причин, а спрашивать у отца не решалась. Такая тоска и горечь сквозили вего глазах при одном упоминании о ее матери, что Сабрина предпочитала непричинять ему своими расспросами еще большей боли. Таким образом, в ее жизнибыли тайны и недомолвки. Дом, который она никогда не видела изнутри, мать,которую никогда не знала, и... отец, который души в ней не чаял.

– Ты ведь уже закончил все дела, папа? – настаивалаона, когда, держась за руки, они шли к повозке.

В конце концов он согласился поехать с ней, а коня привязатьк повозке сзади. Плевать, что подумают люди, когда увидят их.

– Да, закончил, маленькая разбойница. Ты просто чертзнает что такое, а не ребенок. – Он попытался изобразить на лице свирепость,усаживаясь рядом с ней в повозку. – Если нас увидят, то решат, что я совсемсвихнулся, раз позволяю тебе вытворять подобные штуки.

– Успокойся, папа. – Она снисходительно похлопала егопо руке. – Я отличный кучер.

– И большая нахалка, никто тебе не указ!

Однако было очевидно, что говорил он все это любя, имгновение спустя она вновь пристала к нему с вопросами о работе. У нее были нато свои причины, и он знал о них.