— Все в порядке, — солгал я.

— Ну, так вернемся к нашей истории. Вот что я скажувам, Даниель. Любовь — она как колбаса: бывает филейная, а бывает и вареная.Это уж кто какую предпочитает, как говорится, дело вкуса. Каракс заявляет, чтоне достоин ничьей любви, и за все те годы, что он провел в Париже, нам неизвестно ни об одной его интрижке или любовной связи. Конечно, мы не можемотрицать, и это кажется вполне очевидным, что раз уж ты работаешь в дометерпимости, наверняка первобытные инстинкты с лихвой покрываются сестринскойвзаимопомощью со стороны работниц данного заведения, знаете, что-то вродебонусов или рождественской лотереи. Но это лишь чистой воды предположения.Итак, вернемся к тому дню, когда официально объявляют о бракосочетании Караксаи его покровительницы. Именно тогда среди этого запутанного действа вновьпоявляется Хорхе Алдайя. Нам известно, что он связывается с издательством в Барселоне,чтобы выяснить местонахождение романиста. Спустя некоторое время, в утро своейпредполагаемой, но так и не состоявшейся свадьбы, Каракс дерется на дуэли снеизвестным на кладбище Пер-Лашез, а потом бесследно исчезает. С этого моментавсе запутывается окончательно.

Фермин выдержал драматическую паузу, посмотрев на менявзглядом, обещающим весьма интригующее продолжение.

— Предположительно, Каракс пересекает испанскую границуи, в очередной раз демонстрируя свою ставшую притчей во языцех способностьделать все исключительно вовремя и кстати, возвращается в Барселону в 1936году, в те самые дни, когда вспыхивает гражданская война. Мы можем строить лишьсмутные догадки о том, чем он занимается в последующие несколько недель и гдеживет. Предположим, около месяца он проводит в Барселоне, но за все это времятак и не выходит на связь ни с кем из своих знакомых. Ни с отцом, ни со своейподругой Нурией Монфорт. Некоторое время спустя его находят мертвым с пулей всердце на одной из улиц города. И вскоре на сцене появляется зловещий персонаж,желающий, чтобы его называли Лаином Кубером. Имя позаимствовано из последнегоромана Хулиана Каракса, причем суть издевки заключается в том, что персонаж сэтим именем — не кто иной, как сам владыка преисподней. Предполагаемый чертобъявляет о своем намерении стереть с лица земли то немногое, что еще осталосьот Каракса и уничтожить все его книги. Дабы превратить эту историю взаконченную мелодраму, он является в облике человека без лица, обезображенногопламенем пожара, словно главный злодей какой-нибудь готической оперетты, и,чтобы окончательно сбить нас с толку, Нурия Монфорт узнает в нем по голосуХорхе Алдайя.

— Хотелось бы напомнить, что Нурия Монфорт мнесолгала, — сказал я.

— Так и есть. Однако если она вас обманула, она сделалаэто, скорее всего, чтобы что-то скрыть, предположим, свою роль в событиях.Причин сказать правду — раз-два и обчелся, зато мотивов для вранья не счесть.Послушайте-ка, с вами точно все в порядке? У вас лицо стало цвета галисийскогосыра…

Я помотал головой и, едва сдерживая тошноту, помчался втуалет, где и оставил весь свой завтрак, вчерашний ужин и добрую часть злости ираздражения, которые накопились во мне за эти дни. Умывшись ледяной водой, явзглянул на свое отражение в зеркале, на мутной поверхности которого кто-тонацарапал: «Хирон[64] — козел». Когда я вернулся за столик,Фермин уже стоял у барной стойки, расплачиваясь по счету и обсуждая футбольныйматч с официантом, который нас обслуживал.

— Вам лучше? — спросил он. Я молча кивнул.

— Это у вас давление резко упало, — сказалФермин. — Возьмите-ка «Сугус», помогает от любой болезни.

Когда мы вышли из кафе, Фермин стал настаивать на том, чтобымы отправились в школу Святого Габриеля на такси, ведь погода стоит такая, чтохоть мемориальную доску в ее честь на стену вешай, а потому грех забираться вметро, мы ведь не крысы, чтобы по тоннелям шастать.

— Но такси до Сарриа[65] обойдется намв целое состояние, — попытался возразить я.

— Спокойно, за все платит касса взаимопомощикретинов, — объяснил Фермин. — Тот патриот в кафе ошибся со сдачей, имы с вами разжились деньжатами. Кроме того, судя по вашему виду, вам сейчастолько под землю лезть и не хватало.

Обеспеченные не совсем законным способом добытымисредствами, мы остановились на углу Рамбла де Каталунья и стали ждать такси.Нам пришлось пропустить несколько машин, так как Фермин заявил, что раз уж онрешил поехать на автомобиле, то это должен быть, по меньшей мере,«Студебеккер». Прошло целых пятнадцать минут, прежде чем появилась машина егомечты, которую Фермин и остановил, бурно жестикулируя и оглашая воздух громкимивоплями. В такси он захотел сесть на переднее сиденье, что дало ему возможностьвступить в дискуссию с шофером по поводу якобы отправленного в Москву золотареспубликанцев и Иосифа Сталина, который, как оказалось, был идеалом и заочнымдуховным гуру таксиста.

— Этот век дал миру только трех великих людей: ДолоресИбаррури, Манолете[66] и Хосе Сталина, — провозгласилтаксист, явно намереваясь посвятить нас в детальные подробности жизни и деянийблистательного Товарища.

Я удобно расположился на заднем сиденье такси и почти неслушал разглагольствований водителя, глядя в открытое окно и наслаждаясь свежимвоздухом. Фермин, испытывая прямо-таки детский восторг от поездки, подначивалводителя, изредка прерывая захватывающее повествование о советском вожде, вкоторое пустился наш провожатый, вопросами весьма сомнительного свойства.

— Я слышал, он страдает сильным воспалением простаты, стех пор как проглотил косточку от мушмулы, и теперь ему удается справлять малуюнужду, только когда ему поют «Интернационал», — словно невзначай обронилФермин.

— Все это чистой воды фашистская пропаганда, — заявилтаксист еще более ревностно. — Товарищ Сталин здоров как бык, а уж когдаон мочится, Волга пересыхает от зависти.

Политические дебаты не прекращались в течение всего пути поВиа Аугуста и далее в верхнюю часть города. День постепенно разгуливался, свежийбриз с моря окрашивал небо ярко-синими красками. Добравшись до улицы Гандушер,таксист свернул направо, и автомобиль медленно пополз вверх по бульваруБонанова.