— Вы слышали этот звук? — вдруг спросилФермин. — Словно двойное сальто-мортале.

— Нет.

— Это все желудок вашего покорного слуги. Что-то япроголодался… Ничего, если я оставлю вас нa некоторое время и зайду в булочнуюперехватить чего-нибудь вкусненького? Я уж не говорю об этой новой продавщице,недавно приехавшей из Реуса. Она явно не прочь предложить мне что-то, во чтоможно обмакнуть хлеб и все такое. Ее зовут Мария Виртудес, но хоть имя ее иозначает «добродетельная», сдается мне, есть у этой девчушки один порок… Вобщем, я пошел, а вы тут поболтайте о своих делах.

И Фермин испарился буквально за несколько секунд, держа курсна булочную и предвкушая полдник и встречу с прекрасной нимфой. Мы с Томасомостались один на один в тишине, которая казалась такой неколебимой, что ейпозавидовал бы швейцарский франк.

— Томас, — начал я, и слова застревали в моемпересохшем от волнения горле. — Вчера ночью твоя сестра была со мной.

Он уставился на меня неподвижным взглядом. Я с трудомсглотнул слюну.

— Не молчи, — сказал я.

— У тебя, верно, с головой плохо?

Минуту не было слышно ничего, кроме уличного шума. Томас всееще держал в руках чашку кофе, к которому так и не притронулся.

— У вас это серьезно? — вымолвил он наконец.

— Мы виделись только один раз.

— Это не ответ.

— А если да, то тебя бы это огорчило?

Он пожал плечами.

— Надеюсь, ты сознаешь, что делаешь. Ты перестал бы сней встречаться только потому, что тебя об этом попросил бы я?

— Да, — солгал я. — Но не проси меня об этом.

Томас опустил голову.

— Ты совсем не знаешь Беа, — прошептал он.

Я промолчал. Некоторое время мы так и провели, необменявшись ни словом, глядя на серые силуэты прохожих, изучающих витрины, икаждый из нас в душе желал, чтобы хоть кто-нибудь из них решился наконец зайтив лавку и вырвал бы нас из этой невыносимой гнетущей тишины. В конце концовТомас поставил чашку на прилавок и направился к двери.

— Уже уходишь?

Он кивнул.

— Увидимся завтра? — спросил я. — Мы могли бысходить в кино вместе с Фермином, как раньше.

Томас остановился на пороге.

— Я скажу тебе это только один раз и не буду повторять,Даниель. Не вздумай причинить вред моей сестре.

Уходя, Томас столкнулся в дверях с Фермином, который нес вруках целый пакет теплой выпечки. Фермин посмотрел ему вслед, качая головой.Потом он поставил пакет на прилавок и протянул мне только что испеченнуюбулочку. Я отказался, чувствуя, что в тот момент вряд ли был способенпроглотить даже таблетку аспирина.

— У него это скоро пройдет, Даниель. Вот увидите. Такиессоры между друзьями — обычное дело.

— Не знаю, не знаю, — пробормотал я.

Мы встретились в воскресенье в половине восьмого утра в кафеКаналетас, куда Фермин пригласил меня на завтрак. Нам подали кофе с молоком ибулочки, которые, даже густо намазанные маслом, имели некоторое сходство спемзой. Нас обслуживал официант с эмблемой «Фаланги» на лацкане пиджака и стонкими аккуратно подстриженными усиками. Он что-то напевал, не переставая, икогда мы поинтересовались причиной его хорошего настроения, ответил, чтонакануне стал отцом. Мы с Фермином искренне поздравили его, а он настоял натом, чтобы преподнести нам в подарок по сигаре и просил нас выкурить их заздоровье его первенца. Мы заверили счастливого папашу, что так и сделаем,Фермин, нахмурив брови, искоса поглядывал на официанта, и я начал подозревать,что он что-то замышляет.

Во время завтрака Фермин положил начало трудовому днюдоморощенных детективов, в общих чертах обрисовав проблему.

— Итак, вначале завязывается искренняя дружба междудвумя мальчишками, Хулианом Караксом и Хорхе Алдайя, одноклассниками, как донТомас и вы. Несколько лет все идет хорошо, они неразлучны, и впереди у нихцелая жизнь. Но в какой-то момент между ними возникает конфликт, положившийконец этой дружбе. Выражаясь языком салонных драматургов, этот конфликтпредстает в обличье женщины, и имя ему — Пенелопа. Совсем как у Гомера. Выследите за моей мыслью, Даниель?

Но в моей голове в этот момент звучали только последниеслова Томаса Агилара, произнесенные накануне вечером: «Не вздумай причинитьвред моей сестре». Я почувствовал, как к горлу подступает тошнота.

— В 1919 году Хулиан Каракс отправляется в путешествиев Париж, ну ровно как всем известный Одиссей, — продолжал свой рассказФермин. — Судя по письму, подписанному рукой Пенелопы, которое Хулиан таки не получил, девушка в это время находится под домашним арестом в своемсобственном доме по не совсем понятным мне причинам, а дружба между Караксом иАлдайя приказала долго жить. Более того, как становится понятным из письмаПенелопы, ее брат Хорхе поклялся, что убьет своего старого друга Хулиана, еслиснова встретит его. Прекрасные слова, чтобы подвести итог столь долгой икрепкой дружбе, не правда ли? Не нужно быть Пастером,[63] чтобыпонять: ссора и разрыв между друзьями — прямое следствие любовных отношений,возникших между Пенелопой и Хулианом.

Мой лоб покрылся холодным потом. Я чувствовал, как кофе смолоком и какая-то закуска, которую я только что проглотил, встали у меняпоперек горла.

— Таким образом, нам остается предположить, что Каракстак и не узнал, что случилось с Пенелорой, ведь ее письмо не попало в его руки.Его след теряется где-то в туманном Париже, где Хулиан влачит призрачноесуществование, работая пианистом в варьете и одновременно терпит крах какроманист, чьи произведения так и не были оценены по достоинству ни критиками,ни публикой. Годы, которые Каракс провел в Париже, покрыты завесой тайны. Все,что от них осталось, — это забытые и предположительно уничтоженныепроизведения. Нам известно, что в какой-то момент Хулиан решается на брак сзагадочной богатой дамой, которая в два раза старше его. Этот брачный союз,если верить свидетельствам, представляется скорее актом милосердия или дружбысо стороны смертельно больной женщины, нежели романтической авантюрой. Богатаяпокровительница Каракса, тревожась за неопределенное финансовое будущее своегопротеже, решает оставить ему все свое состояние и покинуть этот бренный мир,окруженная ореолом славы меценатства и любви к искусству. Эти парижане — онивсе такие.

— Возможно, это была истинная, чистая любовь, —попытался возразить я прерывающимся от волнения голосом.

— Послушайте, Даниель, вы хорошо себя чувствуете? Bытак внезапно побледнели, и пот катится градом…