Его левая нога соскользнула с карниза.

В течение жуткой бесконечной секунды он покачивался надбездной, отчаянно размахивая правой рукой, чтобы удержать равновесие, а вследующее мгновение обхватил здание с двух сторон, обнял, как любимую женщину,прижавшись лицом к его острому углу, судорожно дыша.

Мало-помалу он перетащил за угол и левую ногу.

До террасы оставалось метров девять.

Еле дыша, он добрался до нее. Дважды ему приходилосьостанавливаться — резкие порывы ветра грозили сбросить его с карниза.

Наконец он схватился руками за железные перила, украшенныеорнаментом.

Реншо бесшумно залез на террасу, через стеклянную дверьзаглянул в гостиную. Он подобрался к ним сзади, как и хотел.

Четыре пехотинца и вертолет охраняли сундучок. Наверное,остальные с ракетной установкой расположились перед дверью в ванную.

Так. Резко, как полицейские в кино— и телефильмах, ворватьсяв гостиную, уничтожить тех, что у сундучка, выскочить из квартиры и быстро натакси в аэропорт. Оттуда в Майами, там найти поставщика идей — мамочку Морриса.Реншо подумал, что, возможно, сожжет ей физиономию из огнемета.

Это было бы идеально справедливым решением.

Он снял рубашку, оторвал длинный лоскут от рукава, бросилостальное и откусил пластмассовый носик от баллона с жидкостью для зажигалки.Один конец лоскута засунул в баллон, вытащил и засунул туда другой, оставивснаружи сантиметров двенадцать смоченной жидкостью ткани.

Реншо достал зажигалку, глубоко вздохнул, чирикнулколесиком, поджег лоскут, с треском отодвинул стеклянную дверь и бросилсявнутрь.

Роняя капли жидкого пламени на ковер, Реншо бежал черезгостиную. Вертолет сразу же пошел на него, как камикадзе. Реншо сбил его рукой,не обратив внимания на резкую боль, распространившуюся по руке, — вращающиеся

Лопасти разрубили ее.

Крошечные пехотинцы бросились в сундучок.

Все остальное произошло мгновенно.

Реншо швырнул газовый баллон, превратившийся в огненный шар,мгновенно повернулся и бросился к входной двери.

Он так и не успел понять, что произошло.

Раздался грохот, как будто стальной сейф скинули с большойвысоты. Только этот грохот отозвался по всему зданию, и оно задрожало, каккамертон.

Дверь его роскошной квартиры сорвало с петель, и онавдребезги разбилась о дальнюю стену.

Держась за руки, мужчина и женщина шли внизу по улице. Онипосмотрели наверх и как раз увидели огромную белую вспышку, словно сразузажглась сотня прожекторов.

— Кто-то сжег пробки, — предположил мужчина. — Наверное…

— Что это? — спросила его спутница.

Какая-то тряпка медленно и лениво падала рядом с ними.Мужчина протянул руку, поймал ее:

— Господи, мужская рубашка, вся в крови и в маленькихдырочках.

— Мне это не нравится, — занервничала женщина. — Поймайтакси, Раф.

Если что-нибудь случилось, придется разговаривать сполицией, а я не должна быть сейчас с тобой.

— Разумеется.

Он огляделся, увидел такси, свистнул. Тормозные огни машинызагорелись — мужчина и его спутница побежали к такси.

Они не видели, как у них за спиной, рядом с обрывками рубашкиДжона Реншо, приземлился листочек бумаги, на котором угловатым с обратнымнаклоном почерком было написано:

ЭЙ, ДЕТИШКИ! ТОЛЬКО В ЭТОМ ВЬЕТНАМСКОМ СУНДУЧКЕ!

(Выпуск скоро прекращается)

1 ракетная установка

20 ракет «Твистер» класса «земля-воздух»

1 термоядерный заряд, уменьшенный до масштаба набора.

Миссис Норман ждала мужа с двух часов, и когда егоавтомобиль наконец подъехал к дому, она поспешила навстречу. Стол уже былпразднично накрыт: бефстроганов, салат, гарниры «Блаженные острова» и бутылка«Лансэ». Видя, как он выходит из машины, она в душе попросила Бога (в которыйраз за этот день), чтобы ей и Джиму Норману было что праздновать.

Он шел по дорожке к дому, в одной руке нес новенький кейс, вдругой — школьные учебники. На одном из них она прочла заголовок: «Введение вграмматику». Миссис Норман положила руки на плечо мужа и спросила: «Ну какпрошло?» В ответ он улыбнулся.

А ночью ему приснился давно забытый сон, и он проснулся вхолодном поту, с рвущимся из легких криком.

В кабинете его встретили директор школы Фентон и заведующийанглийским отделением Симмонс. Разговор зашел о его нервном срыве. Он ждалэтого вопроса…

Директор, лысый мужчина с изможденным лицом, разглядывалпотолок, откинувшись на спинку стула. Симмонс раскуривал трубку.

— Мне выпали трудные испытания… — сказал Джим Норман.

— Да-да, конечно, — улыбнулся Фентон. — Вы можете ничего неговорить. Любой из присутствующих, я думаю, со мной согласится, чтопреподаватель — трудная профессия, особенно в школе. По пять часов в деньвоевать с этими оболтусами. Не случайно учителя держат второе место по язвеннойболезни, — заметил он не без гордости. — После авиадиспетчеров.

— Трудности, которые привели к моему срыву были… особогорода, — сказал Джим.

Фентон и Симмонс вежливо покивали в знак сочувствия:последний щелкнул зажигалкой, чтобы раскурить потухшую трубку. В кабинете вдругстало нечем дышать. Джиму даже показалось, что ему в затылок ударил свет мощнойлампы. Пальцы у него сами забегали на коленях.

— Я заканчивал учебу и проходил педагогическую практику.Незадолго до этого, летом, умерла от рака моя мать, ее последние слова были: «Яверю в тебя, сынок». Мой брат — старший — погиб подростком. Он собирался статьучителем, и перед смертью мама решила…

По их глазам Джим увидел, что его «занесло», и подумал:«Господи, надо же самому все запороть!) — Я сделал все, чтобы оправдать ееожидания, — продолжал он, уже не вдаваясь в подробности запутанных семейныхотношений. — Шла вторая неделя практики, когда мою невесту сбила машина. Тот,кто ее сбил, скрылся. Какой-то лихач… его так и не нашли. Симмонс что-тоободряюще гукнул. — Я держался. А что мне оставалось? Она очень мучилась —сложный перелом ноги и четыре сломанных ребра, — но ее жизнь была внеопасности. Я, кажется, сам не понимал, сколько мне всего выпало. Стоп. Эта темадля тебя гроб. — Я пришел стажером в профессиональное училище на Сентер-стрит,— сказал Джим.