И в том же XIII веке, на этот раз в Муроме, в 1228 годускончалась княгиня Феврония, в монашестве Евфросинья, и ее супруг князьМуромский Петр Георгиевич, в монашестве Давид. День их памяти — восьмое июля.Их жизнь описана в «Повести о Петре и Февронии», которая, — к сожалению,известна несравнимо меньше, чем другая, которой нет «печальнее на свете, чемповесть о Ромео и Джульетте». Не меркнет в веках любовь юноши и девушки,ушедших из жизни, но забравших любовь с собою. Их любовь прекрасна, но не размне доводилось слышать резонные замечания того рода, что вряд ли она была быстоль ослепительна и сохранилась в той же красе, коль скоро Ромео и Джульеттасочетались бы законным браком. Петр и Феврония же не только сохранили своеогромное чувство до конца дней своих, но перед его мощью отступили в недоумениисилы и земные, и небесные. Вот в какую алмазную легенду, где быль неотделима отвосхищенной поэзии, вылилась их безмерная любовь: когда подошло время ихпредставления, умоляли они Бога, чтобы им умереть в одно и то же время. Изавещали они положить их обоих в одном гробу. И велели они сделать в одномкамне два гроба, имеющих между собою одну перегородку. Сами же они одновременнооблеклись в монашеские одежды…

После их смерти хотели люди положить блаженного князя Петравнутри города у соборной церкви Пречистой Богородицы, Февронию же вне города вженском монастыре у церкви Воздвиженья Честного Креста, говоря, что вмонашеском образе нельзя положить святых в одном гробе. И сделали им отдельныегробы, и положили в них тела: святого Петра, названного Давидом, положили вотдельный гроб и поставили его в церкви Святой Богородицы в городе до утра,тело же святой Февронии, названной Евфросиньей, положили в отдельный гроб ипоставили вне города в церкви Воздвиженья Честного и Животворящего Креста.Общий же гроб, который они повелели сами себе вытесать водном камне, стоялпустой в том же храме соборной пречистой церкви, что внутри города. Утром,проснувшись, люди:, нашли отдельные гробы, в которые их положили, пустыми.Святые же их тела нашли внутри города в соборной церкви Пречистой Богородицы ведином гробу, который они сами себе велели сделать. Неразумные люди, как прижизни их мятущиеся, так и после честного их представления, опять переложили ихтела в отдельные гробы и снова разнесли. И вновь наутро оказались святые ведином гробу. И после этого уже не смели прикасаться к их святым телам иположили их в едином гробу, в котором они сами велели, у соборной церквиРождества Пресвятой Богородицы внутри города (Мурома)…

Вот такая любовь — выше которой и быть не может, в пределесвоем сокровенный идеал каждого и каждой, хоть бы и были они в своей внешнейжизни изверившимися во всем и вся циниками.

Следовательно, русло общинной морали было достаточно широкими глубоким, чтобы вмещать в себя и чувства простолюдинов Никиты и Ульяницы, ичувства князя и княгини Петра и Февронии. И вместе с тем направление этогопотока определялось мощными побудительными силами иного, чем индивидуальнаялюбовь, качества. И главной силой была жизненная необходимость в бракепроизвести наследников-мужчин (ибо сельская земля принадлежала не отдельнымсобственникам, а общине, которая выделяла подушные наделы семье пропорциональночислу в ней женатых мужчин). Еще в начале XIX века русская деревенская семьянасчитывала двадцать пять- тридцать человек, проживающих под общим кровом! Кконцу XIX века, правда, все заметнее происходил процесс выделения сыновей всамостоятельные хозяйства, и двор насчитывал уже шесть-восемь человек. Инымисловами говоря, брак для подавляющего большинства крестьянской РУСИ являл собоюединственный способ к совладению общинными землями в структуре семьи ее, тоесть к основе материального обеспечения самой жизни. В этой структуре муж —хозяин подушного надела был тем центральным светилом, вокруг которогоестественно вращались все остальные домочадцы, в том числе и жена. Обратимвнимание на то, что в русском языке слово «муж» означает одновременно и мужчину(«собрались мужи на совет»), и супруга. Холостой же мужик в любом возрастеназывался «малым». Естественно, что по числу браков Россия стояла на первомместе в Европе и браки в ней были наиболее ранние. Так же естественно, чтовдовцы и вдовы чаще всего вступали в повторный брак: вдовцу нужна былапомощница по дому и хозяйству, вдова же оказывалась лишним ртом в прошлойсемье, так как со смертью мужа из нее уходил его земельный надел.

Какова же была роль индивидуальных чувств, любви в подобнойвесьма жесткой патриархальной общине и, соответственно, семье? Экономическийрасчет и чувство далеко не всегда вступали в противоречие, но даже если онисовпадали, невесте, как хорошо известно по свадебному обряду, надлежало горькооплакивать свою жизнь в девушках перед уходом в «чуж дом». А, впрочем, дажеесли буйная молодая любовь преодолевала все преграды, могла ли молодая паравырваться из жесткой струи общего уклада?.. Моя родная бабка АлександраБлынская, переселенка из Орловской губернии в Сибирь, в самом начале нынешнеговека встретила и полюбила в деревне Большое Раково Шардинского уезда Курганскойволости молодого двоедана (старообрядца) Мартина Ракова, и после отказа старшихбратьев отдать ее замуж Мартин тайно похитил ее, и была смертельная погоня итайное венчание, и горячая страсть. Одиннадцать детей было рождено в этом бракепо любви. Но разве вырвалась Александра из вековечного круга забот, бед ихлопот крестьянской женщины? Вот как поведал о них впоследствии мой отец:

«Мне помнится она в загрузке постоянными домашними делами.Ежедневно ведь надо было просеять муку, замесить квашню, утром вытопить печь ииспечь хлеб на всю семью, сварить какое ни на есть хлебово, три раза в деньвскипятить самовар, накормить-напоить семейство. Каждый день надо ухаживать заскотом вместе с отцом, доить корову. Летом — хлопоты с огородом. Хлопоты сдомашней птицей. Постоянная стирка. Пеленки, зыбка. Ведь надо было выродить ивыходить столько детей — одиннадцать! А тех, кого не удалось спасти несмотря набессонные ночи, надо было хоронить. А что значит похоронить свое дитя?..

Каждую неделю надо было истопить баню, выкупать ребятню, даи самим взрослым попариться, помыться. А когда начиналась жнива, надо было, небросая домашних дел, выстрадать страду, с серпом, с граблями, с вязкой иукладкой снопов, А уборка и обработка льна, конопли и ткачество, когда к веснерасставлялись в избе громоздкие „кросна“ — ткацкий станок — и надо было выткатьту пряжу, что была напрядена долгими зимними вечерами? Свое ткацкое мастерствомать передала и Насте. У меня на полке для белья хранится, как реликвия,полотенце, сотканное матерью из выращенного на нашем поле льна и обшитоесамодельными кружевами ее же производства (надо, чтоб наследницы не выбросилиего как невзрачную тряпку!)…

А сколько тревог было пережито, когда Мартин был на войне,откуда многие не вернулись или вернулись калеками? А позже, в 1906 году, когдасидел в тюрьме? Ведь в те годы многих повесили в тюрьмах, многих постреляликаратели. А когда Мартин выступал на сельских сходах против начальства и ждал„студентов“? Долго ли было снова до тюрьмы?

А потом, когда загуливал солдат Мартин и до глубокой ночи неявлялся домой, сколько было тревоги. Либо его саданут ножом, либо онкого-нибудь в драке убьет… Терзалась и ревностью. Ведь где гулянье и водка, тами злодейки-бабы, охотницы до чужих мужиков. Приходит он ночью пьяный, не могласмолчать, упрекала: где тебя черти носят? А в ответ, бывало, и побои. Тихоплакала, чтоб не разбудить кучу детей. Билась как рыба об лед, чтоб семья невпала в полную нужду и нищету.