Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот — в сорок лет заболела чахоткой, а в сорок один свезлиее на кладбище» («Урал», 1982, № 11).
Патриархальная иерархия предполагала главенство мужчин надженщинами, старших над младшими. От женщины зависел порядок в доме,благополучие скота, помощь в полевых работах, сохранение урожая, выделкатканей. При таком количестве дел и обязанностей она отнюдь не была бесправной ибезголосой в решении общих дел, более того, именно она являлась блюстительницейдомашних, семейных и нравственных устоев. Основной блюстительницей также ирелигиозных устоев, а ведь религиозность в деревенской Руси всегда была весьмасвоеобразной: выражаясь по- современному, ее можно было назвать «космической»,а по-старому — непрерывно связанной с вековечным доисторическим язычеством. Даи как могло быть иначе: весь ритм жизни подавляющего большинства населенияРоссии (по переписи 1897, в деревнях проживало 85 %) был неразрывно связанс солнцеворотом, с чередованием времен года и непременной сменой занятий,порождаемых севом, взращиванием, уборкой и переработкой плодов земли.
Крестьяне держались за общинную жизнь и после реформы1861 г. (тому было много причин) и, следовательно, семейные традиции исемейная иерархия, и общие основы отношений «М» и «Ж» в России в силу своейогромной инерционности практически нерушимые дошли до крутых революционных событий1917 года, когда рушилось все и вся.
Да ведь рушилось только сверху. Все это было не более, чемрябь на поверхности океанической толщи. Гуманистические идеи великой русскойлитературы и искусства, по которым мы привычно определяем сложившиеся будто быво всем русском обществе передовые этические нормы, на самом деле былипередовыми воззрениями чрезвычайно тонкого слоя духовной элиты, к народноймассе практически отношения не имевшие. Да, казачка Аксинья Астахова умелалюбить и чувствовать не менее сильно, чем дворянка Анна Каренина, но ГришкаМелехов не имел никаких прав защищать Аксинью от зверских побоев ее законногомужа и хозяина Степана, и мир-то был на стороне Степана!
И уж если гуманистические заветы и духовные прорывы Пушкинаи Лермонтова, Толстого и Достоевского, Чехова и Максима Горького были в сторонеот того громадного течения, которое определяло реальную нравственную жизньреальных десяткой и сотен миллионов россиян, то какое «воздействие» моглаоказать на нее золотушная сыпь, которая подчас появлялась кое-где на заборахпослереволюционных городов? Конечно, можно было во Владимире, скажем, в 1918году издать такой-то декрет: «Каждая незамужняя женщина, начиная с 18-летнеговозраста, объявляется достоянием государства и обязана зарегистрироваться вБюро Свободной Любви, где мужчины в возрасте от 19 до 50 лет могут выбрать себеженщину, независимо от ее желания», но что это меняло в жизни и быту народныхтолщ? Разумеется, можно было в том же 1918 году издать в Кронштадте ираспространять, например, в Саратове и Вятке «Декрет об отмене частноговладения женщинами» (п. 1: С 1 марта 1918 года отменяется право частноговладения женщинами, достигшими возраста от 17 до 32 лет. Примечание: Возрастженщины определяется метрическими выписями, а при отсутствии оных документовквартальными комитетами по наружному виду и свидетельским показаниям… ит. д. вплоть до п. 19: Все уклонившиеся от признания и проведениянастоящего декрета в жизнь объявляются саботажниками, врагами народа иконтранархистами), однако все это отлетало от устоев традиционной морали, какдробь от брони, разве что кое-где щербина на краске оставалась.
Несколько более серьезной ситуация становилась тогда, когдаза дело брались не кудрявые башибузуки, опоясанные пулеметными лентами, а профессиональныемыслители в штатском. Вот некоторые существенные выписки из большого труда«Революция и молодежь», изданного в 1924 году Коммунистическим университетомим. Свердлова, в котором опубликована монументальная инструкция «Двенадцатьполовых заповедей революционного пролетариата»:
«Чти отца» — пролетариат рекомендует почитать лишь такогоотца, который стоит на революционного-пролетарской точке зрения. Других жеотцов, враждебно настроенных против революции, надо перевоспитывать…
«Не прелюбы сотвори», — этой заповеди часть нашеймолодежи пыталась противопоставить другую формулу: «Половая жизнь — частноедело каждого», «Любовь свободна», но и эта формула неправильна. Наша же точказрения может быть лишь революционно-классовой, строго деловой…
Как видим, поход против традиционной морали направился черезопровержение библейских заповедей, через попытку замещения старых религиозныхнорм подобием некоей новой этики. Если бы дело ограничивалось только подобнымисловоизвержениями, вряд ли что-либо изменилось бы хоть на йоту в личностных исемейных отношениях наших сограждан: в несоизмеримых весовых категориях,образно говоря, бились здесь бойцы, и периоды инерционного разгона были у нихтакже несоизмеримы: тысячелетие, с одной стороны, считанные годы, с другой. Нов дело вмешалась решающая сила: полностью переиначенный экономический уклад!
Крушение это, с одной стороны, было очевидным: переходдеревни на единоличную, а затем колхозную собственность и бурный процессиндустриализации подобно гигантскому многолемешному плугу перевернул воистинузалежные пласты общинного мироустройства. Женщина обрела юридическоеравноправие, а с годами — и фактическое, то есть стала в ряде случаевзарабатывать больше, чем ее поилец, кормилец и защитник, в ряде случаев она,экономически независимая, жестко могла сказать: «Вот тебе Бог, а вот — порог!»Подавляемая веками энергия, опирающаяся на жизнестойкость и упорство характера,привела к экспансии женщины в науку, медицину, культуру, инженерию, педагогикув такой мере, что во многих случаях процент женщин, работающих в такой-то итакой-то извечно, традиционно мужской сфере приложения труда значительнопревысил процент мужской.
В сочетании с той аномальной системой оплаты труда, котораяповсеместно утвердилась в СССР, мужчина, как правило, утратил способностьединолично содержать семью и в качестве главы семьи в связи с этим упустилэкономические вожжи поддержания своего незыблемого авторитета.
В эти драматические рассуждения о взаимосвязи экономики сотношениями в семье следует ввести еще и подлинно трагический акцент,определяемый страшным словом «война». Позволю себе привести абсолютно точныеслова на этот счет из повести писательницы (!) Н. Катерли «Между весной илетом»: «Равные права — это конечно, но ведь тут уже не о равенстве дело идет,а что муж в своей семье больше не хозяин, а последний человек. Что случилось смужиками и откуда бабы такие взялись, что всем заправляют хоть дома, хоть наработе? И вдруг Вася понял, что случилось. Случилась война, да не одна, а целыхтри. И все три, почитай, подряд. Теперь — что выходит? Мужиков поубивали,остались женщины с ребятишками. Кто главный в доме? Кто самый сильный? Ктосамый умный? Кто защита? Кто все умеет? Мать. Вырастает, допустим, дочь ивыходит замуж. Как она станет саму себя держать в собственной семье? Ясноедело, как мать, другого она не видела. И не то что обязательно начнет мужагонять да покрикивать, просто относиться к нему будет, точно мамаша к ребенку —учить, свое навязывать, сопли утирать. А он и рад. Поначалу. Он же, бедняга,только того и ждал, привычный — отца убили, рос с матерью, а теперь вот и вжене в первую очередь ищет мамку, чтоб заботилась, угождала, нянчилась, а оннет-нет да и покуражится — как же! мамка-то ведь сироту жалела, обхаживала изпоследних сил… Нет, лично Васе и тут жаловаться грех, мать-покойница умная былаженщина, хоть и старалась сунуть лучший кусок, а к работе приучила, вот онтеперь и жене помогает без слова. И в доме мир. А только чего уж там — былпослушным сыном, стал послушным мужем — все и дела. А другой мужик, которыйвконец избалованный? Мать-то, известно, простит, а жена еще подумает. Иполучается — скандалы, пьянка, драка, развал семьи. И шашни. Ведь, есливдуматься, отчего на сторону бегают? Не только ради… того-самого, а чтоб отдохнутьдушой, человеком себя почувствовать. Как же! Дома-то он никто, а тут по первомуслову закуска-выпивка, кровать разобрана и по хозяйству ничего делать не надо.Побегает он так, побегает, а потом, глядишь, бросает жену с ребенком, а то и сдвумя. А что особенного! „Меня мать одна поднимала, ничего, вырос“. Разведутся— и пошло-поехало: опять безотцовщина, женское воспитание, на столбе мочала,начинай сначала… Вот она, война, — через сколько лет руки протянула! В нейвсе дело, а не в том, что девчонки стали штаны носить, а парни — длинныеволоса, хотя смотреть на это и противно» («Нева», 1983, № 4, с. 79).