островной империей и поместить между Наполеоном и Александром действительно мощную силу. С присутствием Великобритании конференция стала бы настоящим «Венским конгрессом» за год до его открытия, а с продолжавшимся присутствием штаб-квартиры Наполеона в Дрездене саксонско-польский вопрос вряд ли обсуждался бы в той форме, какую он принял позднее.

С небольшой модификацией ряда пунктов программа, согласованная Штадионом, Харденбергом и Нессельроде, была наконец одобрена Александром, после того как Меттерних лично ходатайствовал за нее перед царем в Опочне 19 июня. Программа была положена в основу договора в Райхенбахе от 27 июня. Если бы к 20 июля Бонапарт не принял четыре обязывающих пункта в качестве основы предварительного мира, то Австрия присоединилась бы к союзникам, объявила войну Франции и приняла более пространные мирные предложения союзников от 16 мая в качестве «программы мира для совместной борьбы». Как мы увидим дальше, последняя оговорка подверглась разнообразным толкованиям.

Между тем Наполеон под впечатлением или из любопытства к свиданию Меттерниха с царем пригласил министра на такую же встречу в Дрездене. Меттерних оставил два отчета об этой встрече. В одном, написанном через много лет и делающем упор на противоборстве двух философий, столкновении между уравновешенным политиком и политиком с необузданными амбициями, используется максимум поэтических образов. Другой вариант отчета представляет собой лаконичный доклад, составленный вскоре после встречи в Дрездене для представления Францу. Он перекликается по содержанию с более полным отчетом с французской стороны – отчетом Коленкура, с которым Наполеон обсуждал встречу вскоре после того, как она состоялась. По существу, Меттерних представил на ней Австрию как лояльного союзника, «готового встать на сторону Наполеона со всеми своими силами», если только император прислушается к доводам разума. Допуская малую вероятность достижения всеобщего мира, Меттерних остановился на выгодах австрийского предложения урегулирования неотложных европейских проблем. Он напомнил императору, что Италия и Испания совершенно исключены из повестки дня переговоров, а упразднение протектората над Германией будет стоить Наполеону «всего лишь титула, не лишая его естественного влияния, которое он сохранит для Франции благодаря своему положению и могуществу».

Внешне Бонапарт демонстрировал насмешливость и язвительность, называя требуемые Меттернихом жертвы исходом худшим, чем четыре проигранные битвы, а также слишком высокой ценой за союз с Австрией. Он с особым удовольствием отказался уступить Иллирию и высказал злонамеренную версию, будто посредническая миссия Меттерниха была блефом, имевшим целью отторгнуть провинцию от Франции. На самом деле император оценивал беседу с австрийским министром по-иному. Иллирия, говорил он Коленкуру, только начало. Австрия «хочет чего-то еще. Она хочет протектората над Германией». В целом повторные попытки Меттерниха связаться с Наполеоном через Шварценберга и Бубну закончились ничем: Бонапарт все еще не верил, что Австрия удовлетворится нейтральной Германией.

У Наполеона был один способ проверить правильность его оценок австрийских намерений – согласие на переговоры и отслеживание, куда они могут завести. В конце концов он поверил в нейтралитет Меттерниха и согласился на австрийское посредничество, не связывая себя, однако, условиями договора в Райхен-бахе. Официально конвенция от 30 июня подтвердила согласие сторон на посредничество при условии, что мирная конференция откроется 5 июля в Праге и перемирие будет продлено до 10 августа. Меттерних принял меры к тому, чтобы сделать конвенцию приемлемой для Пруссии и России.

Поскольку продление перемирия противоречило соглашению в Райхенбахе, Меттерниху пришлось еще раз выдержать возмущенную реакцию Александра, Фридриха Вильгельма, Штейна и других представителей лагеря союзников, доверие которых к австрийскому министру почти иссякло. Последовал поток писем и депеш со стороны Меттерниха, подчеркивающих, с одной стороны, необходимость убедить кайзера Франца в неуступчивости зятя и, с другой, заверяющих, что переговоры с Наполеоном – всего лишь формальность и не имеют ни малейшего шанса на успех.

Однако то, что Меттерних представлял союзникам в качестве надежды, на самом деле пугало его. В нем так велико было желание заставить Наполеона поверить в его мирные намерения, что даже на этой поздней стадии он собирался пересмотреть условия договора в Райхенбахе в пользу французского императора. Меттерних понимал, что не мог больше испытывать терпение союзников, переписывая условия мира, которые непосредственно их затрагивали. Но он считал, что союзники не станут возражать против добавления одного чисто австрийского условия в программу-минимум – возвращения Австрии Иллирии, имеющей важное значение для ее торговли. «Союзные державы, конечно, могут сделать требование возвращения Иллирии обязывающим, – информировал Меттерних Франца, готовя конференцию в Праге, – но никто не может принудить ваше величество вступить в войну вопреки вашей воле за уступку, которая касается только монархии». Меттерних не собирался отказываться от Иллирии, он надеялся вернуть эту территорию позже, когда наступит очередь всеобщего, а не предварительного мира, но ради переговоров о последнем он был готов потрафить Бонапарту, несмотря на его угрожающие заявления в Дрездене, что вопрос об Иллирии не подлежит обсуждению. Франц одобрил этот курс, но рекомендовал Меттерниху делать такую уступку лишь тогда, «когда будут исчерпаны все другие средства».

12 июля Меттерних прибыл в Прагу, где к нему присоединились барон Йохан фон Анштет из России и Вильгельм фон Гумбольдт из Пруссии. Пребывание в городе доставило ему целый ряд разочарований. Для Меттерниха оказалось более трудным, чем он ожидал, убедить союзников в необходимости продления перемирия. Поскольку Австрия уже взяла на себя обязательства вступить в войну, если в течение срока перемирия не будут приняты французской стороной условия посредничества, у него не оставалось реальной базы для переговоров. Тем более, что вести о крупной победе англичан при Виттории в Испании побуждали союзников вновь взяться за оружие. Чтобы овладеть ситуацией, Меттерниху пришлось воспользоваться последними резервами. Он добился согласия на продление перемирия только тем, что принял условие Александра, гласящее, что, если до 9 августа не будет подписан мир, русская армия будет считать себя свободной пересечь 10 августа австрийскую границу в Богемии. Последний мост был сожжен. Если Франция не уступит, то разразится война.

Наполеон не посылал своего эмиссара в Прагу до тех пор, пока не было подписано соглашение о продлении перемирия 26 июля в Ноймарке. Эмиссаром был Арман Коленкур. Когда же он 28 июля прибыл, то, увы, привез с собой не программу мира, не полномочия заключить мир, но лишь инструкции изложить возражения французской стороны. Тем не менее переговоры имели и положительную сторону. Хотя позже Меттерних доказывал, что ему претило участие в переговорах до поступления аккредитационных грамот Коленкура, фактически он выслушал француза до этого. Коленкур, лично расположенный к компромиссному миру, по тем же мотивам, что Талейран и Фуше, признавал, что воинственную позицию Наполеона определяли два соображения. Первое состояло в убеждении, что Австрия из-за трусости