рядом с ним был убит пулей Моро, он заметил Меттерниху: «Бог вынес свое решение. Он разделял ваши взгляды».

Если объявление Австрией войны укрепило Александра в самомнении, что он великий освободитель и миротворец, то барона Штейна оно воодушевило на фантастические проекты восстановления рейха. В качестве главы Центрального административного совета этот неутомимый рыцарь империи уже не был, как год назад, просто сторонним наблюдателем, когда он мечтал об обновлении хогенштауфенского рейха. Теперь он деятельно участвовал в этом. Он предвосхищал момент, когда со своим советом займется управлением захваченных земель. «36 ничтожных деспотов», говорил он, утратили право на какое-либо вознаграждение. Продолжение их правления, считал Штейн, будет «гибельным для гражданских свобод и морального духа нации». Чтобы не вызывать недовольства Пруссии и Австрии тем, что он подчиняет себе третью Германию, Штейн должен был, как минимум, объединить ее в рамках унитарного государственного устройства. «Это самый удобный момент», – отмечал он в новом меморандуме о германской конституции, написанном в конце августа.

В своем проекте Штейн оставил прежнюю идею единой Германской империи ради трехстороннего соглашения. Мекленбург, Голштейн и Саксония выделялись из рейха в пользу Пруссии. Австрия получала территории, утраченные в 1805 году, а провинция Ансбах передавалась под управление австрийского эрцгерцога. Что касается остальной Германии, то, хотя Штейн не исключал образования на ее территории двух федеральных государств под протекторатом Австрии и Пруссии, все же он не терял надежды, что ему удастся создать третье государство с подобием парламентаризма, не обремененное зависимостью от «отсталой» Австрии и Пруссии к востоку от Эльбы. Третья Германия должна была иметь центральное правительство с полномочиями объявлять войну и заключать мир, осуществлять внешнюю, оборонную, финансовую и тарифную политику. Предусматривалось учреждение Верховного суда (по образцу существовавшего при рейхе) и преобразованного рейхстага, депутаты которого были бы свободными, а не просто дипломатическими представителями. Предполагалось восстановить аннексированные владения и общины, а также дать им широкое представительство в рейхстаге. В то же время на государственном уровне были бы учреждены законодательные и административные ассамблеи сановников, способных влиять на финансы и юрисдикцию создаваемых государств. Предусматривался император из династии Габсбургов, но его связь с Австрией должна была носить исключительно частный характер. Три части империи – Австрия, Пруссия и Германия – с населением почти в 10 миллионов человек каждая должны были скрепить свои отношения оборонительным союзом. Это был вариант прежней идеи, часто выдвигавшейся в течение XIX столетия под названием «тройственный план».

Проект Штейна с резким отделением третьей Германии от Австрии и Пруссии в целом произвел удручающее впечатление на германских националистов. По их мнению, его нельзя было оправдать даже ссылками на необходимость подчиниться суровой политической реальности. С другой стороны, проект, по расчетам Штейна, мог привлечь внимание Габсбургов, которые приобрели бы сразу две короны без подчинения австрийских провинций юрисдикции центральной власти Германии. Более того, предполагалось, что, по идеологическим соображениям, и представители династии, и министр иностранных дел – с учетом того, что Меттерних, видимо, не забыл о своих личных имущественных интересах, – вероятно, приветствовали бы восстановление аннексированных владений на соответствующем уровне престижа и влияния. Но из этого явствует еще более определенно, что неприязнь между двумя имперскими аристократами проистекала не столько из-за их разногласий по проблеме германского единства, сколько по причине различного видения общеевропейских проблем. Проект Штейна был более либеральным, чем все то, к чему призывал Штадион перед войной 1809 года, но он имел целью то же самое: сохранить из старого рейха все, что только возможно. Если такой курс осложнял отношения с государствами Рейнского союза, если он означал войну с Бонапартом до победного конца, то тем лучше. Имперский барон Штейн должен был вернуться в поместья предков в Нассау в качестве правителя Германии. Таким образом, Штейн в стремлении умилостивить Австрию на самом деле бросал перчатку Меттерниху. Поэтому австрийский министр делал все возможное, чтобы ограничить властные функции Штейна в Центральном административном совете и власть совета в Германии.

Отношение Австрии разочаровывало, но оно не было неожиданным для Штейна. Он разработал план противоборства, а не привлечения на свою сторону Меттерниха, о чем министр вообще узнал только через Штадиона. Более обескураживающим и озадачивающим выглядело холодное отношение к проекту Александра. После обращения Кутузова и одобрения Россией прежнего плана Штейна по Германии (от сентября 1812 года) барон считал само собой разумеющимся, что располагает мандатом царя на воссоздание рейха. Формально все так и было. Но Александр подразумевал под термином «рейх» не эпоху Фридриха Барбароссы, но благоприятный для него период Имперского эдикта и франко-русского согласия. С крахом Бонапарта Александр стал бы единственным посредником в германском рейхе и смог бы возобновить прежнее покровительство своих дядей, кузенов, племянников и т. д. в германских государствах. Если бы Габсбурги, как первоначально предполагал царь, пожелали вернуть имперский титул, то он согласился бы поддерживать трон, но идея противопоставления рейху союза центральноевропейских государств не отвечала жизненным интересам России. Имело значение лишь восстановление влияния Александра в третьей Германии без конкуренции Бонапарта и выхода Австрии из коалиции.

Штейн, следовательно, становился помехой царю: ведь этот германский аристократ вместо обхаживания государств Рейнского союза стремился к их завоеванию. В качестве главы Центрального административного совета он уже опробовал свою политику на двух герцогах Мекленбурга, которые первыми дезертировали из стана Наполеона. Хотя оба герцога были убеждены, что с ними будут обращаться как с союзниками, Штейн отказался включить письменные гарантии на сохранение за ними их территорий и их суверенных прав в договоры о присоединении к коалиции. Между тем глава совета распоряжался в их землях как завоеватель. В августе, когда Австрия еще не вступила в коалицию, герцоги обратились за покровительством к Меттерниху и получили заверения о поддержке.

Александр сознательно шел на действия, осложнившие его отношения с некоторыми подопечными Наполеона, например на растаскивание Саксонии, на захват Швецией у Дании Норвегии, на обязательство вернуть Англии Ганновер, что влекло за собой расчленение Вестфалии. Но потеря влияния на родственников царя и его бывших протеже в Мекленбурге продемонстрировала слишком очевидно ту горькую истину, что курс, начатый декларацией Кутузова, теряет свою эффективность и даже приближается к провалу. Не сумев взять под единоличный контроль союзные армии и вовлечь Австрию в крестовый поход против Рейнского союза, царь должен был предпринять усилия с целью устранить перекосы в своей политике.

Он обозначил свой новый курс тем, что поддержал протесты Меттерниха против действий Штейна в отношении герцогов Мекленбурга и отозвал губернатора, русского дипломата в администрации Штейна в Южной Германии, где Александр постоянно обещал Австрии свободу действий. Он предпринял новый курс в отношении