в своем кабинете или дает совет сыну. Но при объяснении причинных связей истории опасно перескакивать с абстракций и обобщений такого рода на движущие силы практического действия. В случае с такой одаренной и сложной личностью, как Меттерних, связь между убеждением и действием особенно трудноуловима. В течение всей своей государственной деятельности ему приходилось опираться на скудные ресурсы, он редко имел удовольствие делать то, что хотел, или добиваться того, что одобрял эмоционально и морально.

За долгие годы, минувшие со времени его бегства из Рейнской области, Меттерних постепенно пришел к выводу, что политика и социальная философия действуют в двух различных сферах и пересекаются лишь кратковременно. Без паники и излишней самоуверенности, без отчаяния и экзальтации он учился оценивать новые силы, возникшие в Европе. Он учился классифицировать их, принимать как реальный факт. Он учился распознавать опасности и использовать нужные средства, когда пытался влиять на других. Он учился тому, как оценивать новые силы в соответствии со старыми отношениями международного соперничества. Как мыслитель, Меттерних, возможно, усматривал в либерализме, демократии и национализме зло. Как дипломат и страж интересов Австрии, он видел в них лишь новые измерения войны и политики. «Классическая» дипломатия XVIII века изменилась, но не обесценилась революционной эпохой.

Глава 7

Альтернативные планы для Германии

«Война лишь продолжение политики иными средствами».

В этой знаменитой формулировке прусского генерала Карла фон Клаузевица выражено классическое определение природы войны. И все же, как это часто случается, пример Клаузевица показывает, что определение легче дать, чем применить его на практике. Хотя он находился в эпицентре войны за национальное освобождение (название само по себе подразумевает политическую цель войны), в оценке военных усилий Австрии он не поднялся над расхожими клише того времени. Осторожной тактике Шварценберга он неоправданно противопоставил «предприимчивый дух» Блюхера и насмешливо добавлял, что в войне против Шварценберга необязательно воздвигать укрепленные оборонительные валы, какие приходится создавать в войне против Наполеона. Захваченный напряженным ритмом работы прусского штаба, он упустил из виду, что именно Австрия произвела на свет выдающегося военачальника и выдающегося политика, руководствовавшихся тем принципом, что «политика пронизывает весь механизм войны и постоянно влияет на него». Одним из них был отставной эрцгерцог Карл, другим – Меттерних.

Несомненно, командовал полевыми армиями Шварценберг, а кайзер Франц санкционировал в высшей инстанции военные и дипломатические решения. Но Меттерних влиял на решения кайзера гораздо чаще, чем он готов был признать это перед союзниками. С генералом же его связывали тесные деловые отношения, которым дипломатическая служба Шварценберга была многим обязана. Помимо самого Меттерниха, никто, кроме Шварценберга, не имел в правящих сферах Австрии способности успешно сочетать дипломатию и военное руководство. Весной 1809 года он в качестве специального посланника в Санкт-Петербурге сыграл свою роль в предотвращении вооруженного вмешательства России. Став преемником Меттерниха в должности австрийского посла в Париже с 1809-го по 1812 год, он хорошо изучил Наполеона. В качестве командующего австрийским корпусом при Великой армии в 1812 году он умело выполнял приказы, которые претили бы генералу, просто настроенному воевать. Руководя австрийскими войсками, он уклонялся от крупных сражений с русскими, не вызывая подозрений Наполеона, который всегда был склонен усматривать трусость, а не метод в осторожной военной тактике австрийцев. На этом пути снискать боевые лавры было невозможно, он оставлял лишь чувство причастности к нечистоплотным делам и некоторое удовлетворение от похвалы начальства. Потому что, в отличие от Фридриха Вильгельма, который всегда опасался Гнейзенау и Блюхера и даже не верил, что они будут выполнять его приказы, кайзер Франц полностью контролировал свои войска, Меттерних же восторженно заявлял, что австрийские армии «начинали движение и останавливались одним кивком головы кайзера». Таково было благодатное взаимопонимание, сложившееся в отношениях между руководителями Австрии, – значительный прогресс в сравнении с дрязгами на военных советах в 1809 году.

Под благоразумным руководством Меттерниха и Шварценберга вступление Австрии в войну не сопровождалось грохотом фанфар, который имел место в начале военной кампании 1809 года. Тогда Меттерних депешами из Парижа взывал к немедленному действию, теперь он требовал осторожности и дисциплины. Отсутствовали барабанная дробь и завывания боевых труб, марши батальонов ландвера и пламенные манифесты. Даже официальное объявление войны больше выражало сожаление, чем гнев, и делало упор больше на европейское равновесие, чем на осуждение злодейств Наполеона. Таким образом, Меттерних избегал слепого подчинения союзникам. Конфронтация с Францией была очередным шагом в сложном маневрировании, продолжением его прежней политики иными средствами.

Даже теперь он умудрялся продолжать переговоры с Бонапартом. Австрия объявила войну, потому что обязалась сделать это, если до 10 августа не будет подписан мир, но она соглашалась на то, что боевые действия не должны начинаться раньше, чем через неделю. 11 августа в Прагу поступили для Коленкура новые инструкции. Они содержали существенные уступки, но давали неудовлетворительные ответы на главные вопросы, касающиеся Германии: вопросы об эвакуации Гамбурга и Любека, «возможных мер» относительно 32-го военного округа и отказа от протектората над Рейнским союзом. Меттерних остался непреклонен. В своем ультиматуме он не соглашался на что-либо меньшее, чем полное выполнение его требований. Ведь он не мог идти на риск полного освобождения союзников от иллюзий, что могло привести лишь к новому Тильзиту. Тем не менее Меттерних дал Коленкуру обещание в устной форме, что Наполеон не получит в руки компрометирующий документ, с которым мог быть ознакомлен царь, и что, как только император согласится принять все австрийские условия, он обратится ко всем трем союзникам с предложением о созыве мирной конференции, как это предусматривает соглашение в Райхенбахе. В этом случае Австрия поддержала бы усилия императора «с большим воодушевлением» и «с полным доверием», а мир мог быть заключен «через 60 часов». В этом русле переговоры продолжались остаток недели. Коленкура «опечалило развитие событий», но Наполеон не стал уступать. «Последняя попытка провалилась, – констатировал Меттерних 16 августа, – Коленкур сегодня вечером отбывает». Это случилось через пять дней после объявления войны.

18 августа министр иностранных дел Франции Бернар Маре, герцог Бассано, предложил в своем ответе европейскую мирную конференцию, однако снова уклонился от упоминания австрийских условий. Он назвал посредничество никчемным, уловкой с целью прикрыть военные приготовления Австрии. Зерно истины в послании Маре действительно имелось. Австрия мобилизовала армию как раз в период затянувшихся переговоров – обстоятельство, на которое Меттерних постоянно ссылался, пытаясь оправдать свою политику перед союзниками и русофилами в Вене. Но факт остается фактом, в отношениях Меттерниха с Наполеоном не было тех уловок, которые австрийский министр допускал в отношении союзников. Его ультиматум от 8 августа, стержнем