Осознавшие Цель ничего не навязывали. Они были толькозеркалом, безучастным и равнодушным. Порой их пытались уничтожить — но всегданаходились те, чьей Целью стала защита, кто шел в бой вместо них, чьи кораблимолчаливо сопровождали черные иглы в их странствиях по Вселенной.

И Земля была лишь короткой остановкой, маленькой точкой,дрожащей в равновесии выбора…

— Осознавшие Цель, — сказал старик. — Красиво.

Кирилл свесился с полки, глядя на Визитеров.

— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросил его двойник.

— Понимаешь, мальчик, для меня — всего этого нет.

— А что есть для тебя?

— Долго объяснять. Скажем так — цивилизация порождает нассама по себе. Без всяких космических пришельцев, и черных кораблей, парящих надмиром.

— Ты считаешь, что я вру? — Визитер заулыбался.

— Нет, почему же. Это — твоя Линия. Твой вектор правды. Еслиты победишь — она станет реальностью. Все эти черные корабли… — старикзакашлялся. — Не самый плохой вариант, признаю. Поэтому и помогаю тебе.

— А кем ты считаешь меня? Кто я — глядя с твоей стороныправды?

— Посланник Развития. И с моей точки зрения ты приходишь нев первый раз, далеко не в первый, малыш. Мы уже встречались с тобой.

— Почему тогда я этого не помню? Почему для меня все — впервый раз?

— Ты никогда еще не был таким. Ты связываешь будущее спомощью извне. Ты — помощь, которую ждут с небес, и не из тех Олимпов ихрустальных сфер, что раньше, а из прозаического космоса. Люди устали верить всебя, но разучились верить в Бога. Люди верят в металл и огонь, в космическиекорабли и галактические империи. Об этом стоило бы спросить нашегодруга-писателя… если бы мы могли встать по одну сторону баррикад.

— Не сможем?

— Никак… У тебя хороший дар, мальчик. Уводить… Ты делаешьнебывалое — реальным, если веришь в него. Мог бы ты поверить, что все остальныеВизитеры погибли…

— Не могу, — тихо сказал Визитер.

— Да. К сожалению, — Аркадий Львович поднял взгляд наКирилла, — твой прототип не слишком-то верил в себя. В свою исключительность,неуязвимость, в то, что будет жить вечно.

— Только дураки в это верят, — быстро сказал Кирилл.

— Не обижайся, мальчик… Не только дураки. Еще дети и поэты.

— Я уже ни то и ни другое.

— Ой ли… — старик потянулся, достал полиэтиленовую сумку,стал выкладывать на стол завернутые в бумагу бутерброды. — Есть хотите?

— Да, — одновременно отозвались они.

Аркадий Львович кивнул, извлекая узкие бутылочки «фанты».Замер на секунду, потом вынул со дна пакета пистолет.

Кирилл увидел, как вздрогнул Визитер, но сам не испугался. Вдвижении старика не было угрозы… пистолет он держал так же равнодушно, какминуту назад бутерброд.

— Из него убили моего прототипа, — тихо сказал АркадийЛьвович. — И, как я полагаю, из него же стреляли в вашу маму.

— Молчите! — крикнул Кирилл.

— Я молчу. Я понимаю, — старик потянулся, опустил пистолет вкарман висящего на вешалке пальто. — Немногим смогу помочь тебе, ПосланникРазвития. Но оружие — это тоже что-то. Тем более — оружие врага. Давайтеподумаем, что мы можем сделать.

Ох, как не любил Визирь этот шум.

Майор, сидящий напротив, был взволнован донельзя. Еще бы,такое шумное дело… такой прекрасный шанс сделать карьеру.

— Рашид Гулямович, и все же… хотя бы малейшие угрозы впоследнее время были?

— Спросите у референта, а? Дурацкие письма и звонки — онивсегда есть. Но можно ли их считать угрозами? — Визирь цокнул языком.

— Каждый след важен, — гордо изрек майор.

— Давайте я подпишу протокол и лягу спать, — предложилВизирь. Майор секунду глядел на него, потом неохотно подвинул листы.Поинтересовался:

— Значит — вы не стреляли?

— Нет. Я схватил пистолет водителя… Фархад мне его подал.Понимаете, естественная реакция… — Визирь быстро проглядывал протоколпоказаний. — Но нападавшего так и не увидел, а стрелять в темноту — смешно…Здесь тоже расписаться?

— Да, на каждом листе. Мы оставим наших людей на даче, есливы не против.

— Против. Я доверяю своей охране.

Майор пожал плечами.

— И все-таки наши люди останутся.

— Зачем тогда спрашивали о моем согласии? — Визирь откинулсяв кресле. — Хорошо, оставляйте. Сегодня я министра беспокоить не буду, а утромсозвонюсь.

Следователь помрачнел. Визирь был уверен, что вопросы сохраной сняты, но уточнять не стал. Пусть сохранит лицо.

— Рашид Гулямович, у входа десяток корреспондентов… —референт шагнул к нему, едва следователь вышел из кабинета.

— Скажите, что я принял снотворное и лег спать. Никакихкомментариев.

Референт кивнул, поколебался и добавил:

— Еще — один идиот, жаждущий приема.

— Толик, — Визирь глянул на часы, — если бы я узнавал окаждом идиоте в мире, то мне не хватило бы времени даже… ладно. Иди. Скажи емучасы приема, и где записаться.

Референт юркнул к двери.

— Постой… Как зовут идиота?

— Николай Шедченко, — референт замер. — Он просил передатьвам имя.

— Так почему же ты не начал с этого? — Визирь едва незакричал. Референт моргнул, полностью сбитый с толка.

— Его нет в списке тех, о ком надо докладывать.

Визирь молчал, покусывая губы. Обронил:

— Он в другом списке, Толик… Ладно. Подожди, пока ментыуберутся, и проведи его. Постарайся это сделать незаметно… впрочем, этоневозможно. И пусть охрана обшарит его с ног до головы… мало ли что. Деньтяжелый, посетитель поздний. Так?

Референт быстро кивнул.

— Вот и славно. Иди.

Репортеры проводили Шедченко взглядами голодных дворовыхпсов, наблюдающих через стекло за обедом жирного сиамского кота. Вслед заотутюженным, прилизанным мужчиной, этаким киношным помощником политика,Шедченко пошел к ярко освещенному зданию. Хороша «дачка»…

Он опять подумал, не делает ли самую роковую ошибку.

Парень в камуфляже, замерший у входа, оценивающе оглядел егои посторонился. Внутри ждали еще двое.

— Простите, Николай Иванович, но меры безопасности…