— Пожалуйста. Я понимаю, — Шедченко развел руками — и так иоставил их, отведенными от тела. — Смотрите.

Его обыскали, быстро и профессионально, с такойтщательностью, что не оставляла даже тени деликатности. Николай терпеливо ждал.

— Оружия нет, — сообщил Шедченко охранникам.

— Сами видим, — беззлобно отозвался один из них. Крепкиенервы у ребят. Старшего их только что шлепнули, а они ничего… держатся.

— Проводите посетителя, — помощник достал пачку «Кента»,закурил. Взгляд у него был усталый, не рассчитывал явно парень в двенадцатомчасу болтаться на работе.

Вслед за охранниками Шедченко прошел по коридору. В открытуюдверь был виден кабинет, уютный, выдержанный в каком-то древнем стиле советскихвремен. Никаких компьютеров, зеленая лампа на столе, простенький телефон…

— Входите, входите, — негромко позвали из кабинета. Шедченкосделал шаг — охранники остались за спиной, и посмотрел на Хайретдинова. Депутатсидел в кресле, крутя в руках стакан с водой. Посмотрел на него — мимолетно — иопустил глаза.

Кажется, он его когда-то видел… Российское телевидение любиттранслировать думские скандалы.

— Шедченко. Николай Иванович. Полковник, — отрывисто сказалХайретдинов. — Так?

— Так, — он сглотнул комок. — Именно Шедченко.

— Не ожидал… признаться. Зовите меня Визирь.

— Видимо, мы оба остались в одиночестве, — негромко произнесШедченко.

— Н-да? И что же стало с вашим… гостем?

— Он ошибся. Он переоценил… доброту.

— Как неожиданно, — с легким интересом сказал Визирь. —Спасибо. Я узнал бы это чуть позже, но порой и час важен.

— Порой важна даже минута.

— Вы садитесь, садитесь, Николай. Разговор долгий будет.Так?

Покосившись на охранников, словно приросших к порогу,Шедченко сел.

— Что же привело вас ко мне?

— Вы единственный, кого я смог найти, — честно сказалШедченко. — Остальными овладела тяга к перемене мест.

— Игра в разгаре, чего ж тут удивляться? Как я понимаю, выостались в одиночестве, и в споре больше не участвуете. Так?

— Не совсем…

Визирь нахмурился, и Шедченко показалось, что охранникинапряглись.

— Я хотел бы узнать вашу… политическую платформу, — быстросказал он.

— А, так? Бывало, бывало…

— Простите? — настало очередь Шедченко удивиться.

— Ну, в прошлые разы… А! — Визирь засмеялся. — Очевидно, выне совсем в курсе?

— В курсе чего?

— Мне интересно услышать версию вашего недавнего гостя… ноэто — если поладим. Итак, моя платформа… — Визирь отставил стакан, с хрустомсцепил пухлые пальцы. — Лишь сильная власть, сильное государство способнозащитить рядовых граждан. Лишь великая страна способна остановить кровопролитиена окраинах, прекратить разбазаривание национальных богатств. Не считайте этокоммунистической идеологией — я не очень-то к ней склонен. Власть — вот чегонам не хватает. Сильная Власть… но не властная Сила — вы понимаете?

— Да. Наверное, — Шедченко тщетно пытался поймать еговзгляд. — А национальные вопросы?

— Надеюсь, вы понимаете, — с иронией сказал Визирь, — чтодля меня нет иного выхода, кроме интернационализма. Если вас не покоробит этааналогия — как для Иосифа Виссарионовича.

Шедченко покачал головой.

— Рискованный пример в наши дни. Сталин — какинтернационалист…

— Что ты знаешь о Вожде, дорогой! — голос Визиря поднялся… инеуловимо сменился его акцент. Шедченко даже вздрогнул от карикатурнойузнаваемости. Визирь рассмеялся. Продолжил прежним тоном: — Легко судитьсейчас. Но не суди — и не судим будешь.

— Насколько я могу верить вашим декларациям?

— А насколько я могу верить твоему визиту?

— Вы можете проверить — к утру. Так ведь?

— Так. А ты можешь только поверить.

Шедченко кивнул. Да, только поверить. Да, встать на тусторону, на которую позволят встать.

Лишь бы девушка с обжигающим светом в глазах не осталасьпоследней в этой игре…

— Я вынужден верить вам.

Утро вползало в купе… или это поезд вползал в утро. Ярославлежал на верхней полке, глядя в решетку потолка. Никакой головной боли… секс —отличный антидот от похмельного синдрома.

— Я вас навсегда запомню, — пообещала Тоня. — Особенно тебя…

Слава развел руками, как бы отвергая незаслуженныйкомплимент.

— Хочешь вина?

— Что ты! Меня муж поедом ест за это! — Тоня хихикнула,признавая всю нелепость повода. — И так «орбит» жую, чтобы запах отбить…

— Специальные таблетки есть, — заметил Слава. —«Антиполицай».

— У тебя с собой?

— Нет.

— Жаль.

Она явно не стеснялась вчерашнего. Сидела полуодетая,укладывая волосы строгой, «учительской» прической. Ярослав подумал, что черезполчаса, при подходе к Саратову, Тоня уже преобразится. Будет спокойной исерьезной — верная жена для мужа и занудливая учительница для школьников.Словно два разных человека. Все мы разные — ночью и днем.

Может, потому он всегда любил сумерки…

— А в общем, у нас еще есть немного времени, — задумчивосказал его двойник. Тоня аж тонко взвизгнула от наигранного возмущения.

— Нет-нет-нет! Меня муж встречает, понимаешь? Он ревнивый!

— Бедненький… — вздохнул Визитер.

— Славик, вы, писатели, все такие?

— Ага, — серьезным тоном подтвердил двойник. — Понимаешь,когда пишешь — нельзя сексом заниматься. Чтобы не терять творческую энергию.

— Бедненькие… Ярик, а ты меньше пишешь, да?

— Я в детстве болел много, — с некоторым усилием заставил онсебя отозваться.

— Бедненький мой, — Тоня привстала, быстро чмокнула его вгубы. — Все равно, и ты хороший.

— Спасибо.

— Не куксись! — Тоня продолжила одеваться. — Я теперь вездебуду ваши книжки искать. И мужу почитать дам, вот будет смешно, если емупонравится…

Ярослав закрыл глаза. Тоня еще долго стрекотала, переключиввсе внимание на Славу, и он был благодарен Визитеру за охотность ответов.