у священника

Фебовы в небе круги шесть раз обновляла Аврора,

Выйдя из мрака, Луна снова носила рога,

Между тем, как тебя я всюду искал понапрасну, —

Где же, неверная, ты скрыта была, расскажи?

Или, меч обнажив, тебя заколю я за то, что

Ты, вероломная, впрямь с ложа ушла моего!

«Цельтис, что тебе? Что? Меня ли выслеживать хочешь,

Мне ли тебе отвечать, где проводила я ночь?»

Вышние боги! И ты посмела так мне ответить?

10 Слишком уверена ты в силе своей красоты!

Вот сейчас по твоей спине я пройдусь кулаками,

Выдеру волосы все я на твоей голове!

Что ж ты рыдаешь теперь и тщетно богов призываешь?

Знаешь ведь, боги всегда с тем, кто изменнику мстит.

Как! Неверная, ты мне желаешь с проклятием сгинуть?

Этот кулак усмирит твой разболтавшийся рот.

Может быть, губы разжав, теперь, неверная, скажешь,

Кто на такое тебя время сумел оковать?

Уж не священник ли то, не раз на тебя посягавший?

20 Дал бы Юпитер ему ночь не дожить до утра!

Нынче невинных девиц подряд священники портят;

Что ни священный храм, то и распутству приют,

Ибо иначе они не сбирались бы толпами на год,

Если бы храм не давал славного места для встреч.

Здесь они речи ведут, гнусавя о мерзостных сделках,

Словно на рынке большом низких толпа торгашей.

Ты это в их алтарях услышать мог бы, Юпитер,

И не потряс бы в ответ молниеносной рукой?

А между тем говорит сановный священнослужитель

30 Милой моей на ушко тихо такие слова:

«Эльзула, есть у меня в изобилье рейнские вина,

Великолепной едой полный красуется стол;

Есть куропатка и лань, каплун, дрозды и фазаны,

Заяц, косуля, олень, горный блудливый козел,

Только что ради меня в поднебесных загнанный Альпах

Там, где Атезис и Эн хрипло рокочут в горах,

Где благородный металл доставляет богатая жила,

Всей Алеманской стране щедро даря серебро.

Здесь из чистой воды оседает соль на градирнях,

40 В прибыль баварским князьям или австрийским князьям;

Здесь теснится толпа работников, черных, как гибель,

В жарком огне руду переплавляющих в медь;

Трудно поверить, что это огонь выжигает металлы —

Мнится, что плавит их сам адский поток Флегетон!

Ежели рыб ты любишь речных, — вот жирная щука

Прямо из Истра и рак с прочею снедью речной.

Гостя милее, чем ты, в моем не будет жилище,

Я не хотел бы другим делать такие дары.

Так приходи по праву возлечь за священной трапезой,

50 Только начнет распрягать Цинтий закатных коней!»

Чернь простодушно хранит уваженье к священному сану,

Крепко внушенное ей вместе со страхом богов.

Но над простыми людьми смеются небесные боги

И прикрывают вину преосвященных мужей.

И как изваянный встарь кумир богини Молчанья

К запечатленным устам пальцы свои прижимал,

Так он теперь грехи иереев скрывает от света,

Не позволяя о них речь к небесам обращать.

Сколь опрометчивый шаг[424] совершил когда-то Григорий

60 В те времена, как у нас Первый царил Фридерик!

Будучи сам холостым, запретил он священникам браки,

Так что святая их жизнь стала доступней грехам.

Стыд не препятствует им бесчестить девушек юных

И беззаконную страсть тайно в себе разжигать.

Тем же, кто ранее был доволен одною любовью,

Ныне обычай дает вволю ласкать не одну.

После святой отец, одаренный обширным семейством,

С помощью денег спешит свой узаконить приплод,

В блуде рожденный приплод, который отцова гордыня

70 И материнская страсть в диком союзе творят.

И сознавая себя отцом святого потомства,

Он именует себя внуком Юпитера сам.

Самое гнусное в том, что сыны священного храма

Рады позором своим чваниться перед людьми,

Ибо никто превзойти их не может неистовством чресел,

Глотку же им никакой пищей насытить нельзя.

Полон такими мой край, и рейнский край, и дунайский,

И на кривых берегах Севера тесно от них.

О досточтимый, святой, любовью возвышенный подкуп!

80 Выйти в согласие с ним может внебрачный любой.

Юлиев стерт закон, и всякий, в разврате рожденный,

Может теперь без труда в знатные люди попасть.

И хоть во всех остальных законах главное — Кесарь,

Все же такое ему было бы не по душе.

К нежным, однако, стихам мы в песне своей возвратимся,

Эльзула, чтобы продлить нашу с тобою любовь.

Горе мне! Где в небесах ни стояла златая Венера,

Всюду подруга моя — или добыча попов

Или того, кто ловок скакать и в Марсовой службе

90 Твердые копья метать неумолимой рукой.

Все же всегда в разладе таком виновней священник —

Он покупает подруг с помощью денег святых.

В распоряженье у них обеды с запахом жирным,

Бог тирсоносный готов вялый их срам возбуждать, —

Вот почему никто снести не может мучений,

Что достаются потом женщине ночью святой.

Нет, пусть лучше Плутон меня ринет безжалостно в Тартар,

Эльзула, если с тобой наша продлится любовь!

Как этот жар души успел ослабеть и наскучить!

100 Знает Юпитер, что я больше тебя не люблю!

Я изберу себе ту, кому по душе мои песни,

Кто пожелает себя в книгах моих сохранить.

Будь же здорова, и прочь уходи из этого дома —

Пусть моя дверь для тебя будет навек заперта!

Я предпочел бы влачить мою жажду в полях каменистых

В пору, когда Аполлон Раку вверяет свой свет,

Здесь, где за Истром меж скал по норским селеньям крестьянин

Свой трехъяремный плуг тянет тремя лошадьми,

Где никаких родников не питают иссохшие пашни,

110 Но из одних лишь прудов воду стоялую пьют.

Мне Герцинский желанней хребет, заросший лесами,

Или Абнобский, что