– Ваше право, дорогой мой. Ваше право.

Марго издает губами звук, что-то среднее между «П-фф» и«Уф-ф», после чего карты, лежащие на плите, загораются. Они горят недолго,несколько мгновений, коротким, но ослепительно ярким пламенем. Они не оставляютникаких следов, даже горстки пепла.

Облегчение, вот все, что я испытываю. Красные перцы и шпинатпорядком надоели мне, слава богу, что все закончилось.

– Мне нужно готовить, – заявляет Марго. – Накухне так много дел, а я совсем одна…

– Я понимаю. Ваш хозяин мог бы увеличить штатработников.

– Это замечательная идея, но никто здесь больше десятидней не задерживается.

– Почему?

– Откуда же мне знать?..

Теперь Марго поглощена заправкой салата. Оливковое масло,немного лимонного сока, какие-то специи из баночек с плотно притертымикрышками, Марго не просто заправляет салат, она священнодействует. Мысль,которая брезжит во мне и которая отделяется от меня, отпочковывается,расцветает, подобно бутону; я мог бы вставить бутон в петлицу, но я протягиваюего прекрасной пастушке, очаровательной кухарке, гадалке так себе:

– По-моему, вам нужно заняться приготовлением любовныхснадобий, Марго. Если вы уж так хорошо разбираетесь в любви.

– Мне и без того не продохнуть, – снова начинаетжаловаться Марго.

– Сочувствую.

– А вы хотели бы получить любовное снадобье?

– Я хотел бы завоевать девушку…

– Все остальные говорили так же.

– Плевать мне на остальных.

– …но ни у кого из них не было разных глаз.

В голосе Марго слышится одобрение, глаза разного цветавстречаются не так часто, как просто зеленые глаза или просто карие глаза, ихможно отнести к разряду аномалий – таких же, как и сама Марго. Вернее,способность Марго менять масть в зависимости от обстоятельств, становитьсядругой, быть разной. Я оказался лишь случайным свидетелем, спаржа и брюссельскаякапуста видят это каждый день, черный кролик видит это каждый день, если он,конечно, не порождение моих собственных галлюцинаций. Что совершила бы Маргодля человека, который понравился бы ей, которого бы она захотела – как женщинахочет мужчину, как женщина хочет быть с мужчиной, не разной – просто быть. Чтосовершила бы Марго для этого человека? Наверняка, не больше, чем она совершаетдля меня.

Через минуту.

В эту минуту укладывается ее оценивающий взгляд. Взгляд,полный симпатии и дружеского расположения. Я и вправду нравлюсь ей или всемувиной мои разные глаза? В руках Марго снова возникает нож – ниоткуда, как и впредыдущий раз. И прежде, чем я успеваю что-либо сообразить, сказать хотя быслово, – она разрезает ножом рубаху на моем плече, а заодно полосует исамо плечо. Судя по усилию, которое прикладывает Марго, рана должна бытьдовольно глубокой. Но боли я не чувствую. Кровь должна была хлынуть фонтаном,но и ее нет. Происходящее видится мне в некоей последовательной смене кадров,каждый из которых намертво фиксируется в моем сознании.

Марго ссыпает на ладонь содержимое одной из банок.

Марго подносит ладонь к ране на моем плече, сдувает темныйпорошок внутрь.

Марго запускает пальцы в рану – ни одна крупица порошка недолжна пропасть.

Марго вынимает иголку из стягивающего юбки пояса.

Марго выдергивает нитку из рукава своей блузки.

Марго вдевает нитку в иголку.

Марго зашивает мне рану легкими, невесомыми стежками.

Марго издает губами звук, что-то среднее между «П-фф» и«Уф-ф».

Только теперь я ощущаю едва заметное жжение, приятноепокалывание; тепло, идущее от плеча, разливается по всему телу. Мне хочетсяспать, смежить веки на несколько минут – это было бы избавлением, исцелением:сон, вот что я имею в виду. Засни я прямо сейчас, мне привиделся бы самыйпрекрасный сон. Не те кошмары из-за задней дверцы платяного шкафа, которыевремя от времени терзают меня, нет – прекрасный сон, Тинатин, вот кто царствуетв нем безраздельно. Решено: если он когда-нибудь мне приснится, я вряд липокину его, вряд ли вернусь.

Слова Марго возвращают меня к реальности:

– Голодная трава очень опасна. Сытая трава оченьсильна.

– О чем вы, Марго?

– Запомните это.

– Что это означает?

– Просто запомните: голодная трава очень опасна. Сытаятрава очень сильна.

– Я не понимаю…

– Не нужно ничего понимать. Просто запомните. Вы ведьсами заговорили о любовных снадобьях. Это лучше, чем любое снадобье.

– Но…

– Повторите, что я сказала.

– Голодная… Голодная трава очень опасна, – бубню явслед за Марго. – Сытая трава очень сильна. Так?

– Верно.

– И что теперь делать?

– Ничего. Трава сама вам подскажет. Когда возникнетнеобходимость. Когда придет срок.

– И когда возникнет необходимость? Когда придет срок?

– Мне нужно готовить.

Марго больше не обращает на меня внимания, все мои вопросыобречены остаться без ответов, увязнуть в салате, утонуть в сковородах сподливами, захлебнуться в винном уксусе; надо полагать, время, отпущенное мнена визит к прекрасной пастушке, подошло к концу. Но не могу же я уйти простотак!

– Вы должны объяснить мне, Марго…

– Я очень занята.

– Сегодня я убил троих. В одном случае имело местотрагическое стечение обстоятельств. Но в двух других… В двух других случайностине было.

Безумец, зачем я говорю это Марго? Кто тянет меня за язык?Неужели все это ради того, чтобы доказать кухарке из придорожного кафе, что моявласть над людьми не менее сильна, чем ее власть над красными перцами?

Марго остается совершенно равнодушна к моим признаниям.

– Я убийца, Марго!

– Многие люди могли бы сказать о себе то жесамое, – с детской рассудительностью замечает Марго.

– А если… если сейчас я возьму нож и убью вас?

– Здесь нет ножей. Во всяком случае, вы их не найдете.

Марго улыбается мне невинной улыбкой, на этот раз вовсе неулыбкой Моны Лизы. Однажды я уже видел такую улыбку, во франкфуртскомаэропорту… Да, это было во франкфуртском аэропорту. Определенно. Кенийка, скоторой я просидел всю ночь. К концу ночи, когда мы особенно сблизились, кенийкапоказала мне маленькую иконку со святым, его имя вылетело у меня из головы, кактолько рассвело. Я запомнил лишь то, что она называла его святым потерянныхвещей.

Святой на иконке улыбался.