Так и Скарлетт приехала в Атланту, не имея ни малейшегопредставления о том, как долго она здесь пробудет. Если ей покажется тут так жескучно, как в Саванне и Чарльстоне, она возвратится домой через месяц. Еслипонравится, она будет тут жить, сколько наживется. Однако не успела онаприехать, как Тетушка Питти и Мелани повели на нее атаку, стараясь убедить ееобосноваться у них навечно. Все и всяческие аргументы были пущены в ход. Онихотят, чтобы она жила с ними, потому что они ее любят. Они очень одиноки, и поночам им бывает ужасно страшно в этом большом доме, а Скарлетт такая храбрая, ис ней они ничего не будут бояться. Она такая очаровательная, сумеет развеять ихпечаль. Теперь, после смерти Чарльза, ее место и место его сына — здесь, сродней усопшего. К тому же, согласно завещанию Чарльза, половина домапринадлежит ей. И наконец: Конфедерации дорога каждая пара рук, чтобы шить,вязать, скатывать бинты я ухаживать за раневыми.

Дядюшка Чарльза, старый холостяк Генри Гамильтон, живший вотеле «Атланта» возле вокзала, также имел с ней серьезную беседу на этот счет.Дядюшка Генри — маленький, гневливый джентльмен с округлым брюшком, розовымличиком и длинной гривой седых волос — отличался свирепой нетерпимостью к тому,что он называл женским сюсюканьем и ломаньем: По этой причине он почтя необщался со своей сестрой мясе Питтипэт. С детства они отличались резкимнесходством характеров, окончательный же разрыв произошел у них из-занесогласия дядюшки Генри с тем, как тетушка Питти воспитывала их племянникаЧарльза:

«Делает какую-то слюнявую девчонку из сына солдата!» —возмущался дядюшка Генри. И несколько лет назад он позволил себе такоскорбительно высказаться по адресу тетушки Питти, что она теперь говорила онем только приглушенным шепотом и с такими таинственными умолчаниями, чтонепосвященному человеку могло показаться, будто речь идет не о честном старомюристе, а по меньшей мере о потенциальном убийце. Оскорбление было нанесено втот день, когда тетушка Питти пожелала изъять пятьсот долларов из доходов отсвоей недвижимости, опеку над которой осуществлял дядюшка Генри, дабы вложитьэти деньги в несуществующие золотые рудники. Дядюшка наотрез отказался выдатьей эту сумму и сгоряча заявил, что у тетушки не больше здравого смысла, чем ублохи, и у него через пять минут Прерывания в ее обществе делаются нервныеколики. С того дня тетя Питти встречалась с дядей Генри только раз в месяц наделовой почве: дядюшка Питер отвозил ее в контору, где она получала у дядиГенри деньги на ведение хозяйства, и всякий раз после этих коротких визитов —вся а слезах и с флаконом нюхательных солей в руке — укладывалась в постель навесь остаток дня. Мелани я Чарльз, находившиеся в наилучших отношениях со своимдядей, предлагали тетушке избавить ее от этого тяжкого испытания, но она,упрямо сжав свой детский ротик, решительно мотала головой и отказываласьнаотрез. Она должна до конца Вести свой крест, ниспосланный ей в лице дядюшкиГенри. Чарльз и Мелани пришли к заключению, что эта периодическая нервнаявстряска — единственная в ее спокойной упорядоченной жизни — приносит ейглубокое удовлетворение. Дядюшке Генри Скарлетт с первого взгляда пришлась подуше, ибо, сказал он, несмотря на все ее глупые ужимки, сразу видно, что у нееесть крупица здравого смысла в голове. Дядя был доверенным лицом и вел дела нетолько тети Питти и Мелани, но ведал и той частью имущества, которая досталасьСкарлетт в наследство от Чарльза. Для Скарлетт это было неожиданным и приятнымсюрпризом: оказывается, она состоятельная молодая вдова — ведь Чарльз завещалей вместе с половиной дома еще и землю и кое-какую собственность в городе. Астоимость доставшихся ей в наследство амбаров и товарных складов,разместившихся вдоль железнодорожного полотна за вокзалом, возросла за времявойны втрое. Вот тут-то, делая обстоятельный доклад о состоянии ее недвижимойсобственности, дядюшка Генри и предложил ей избрать местом постоянного жительстваАтланту.

— Достигнув совершеннолетия, Уэйд Хэмптон станетбогатым человеком, — сказал дядя Генри. — Атланта растет, и черездвадцать лет недвижимое имущество мальчика будет стоить в десять, раз больше,чем теперь. Было бы только разумно, чтобы он жил там, где находится егособственность, дабы иметь возможность самому управлять ею, да и имуществомПитти и Мелани тоже. Вскоре он останется единственным мужским представителемрода Гамильтонов, поскольку мне ведь не жить вечно.

Дядюшка Питер просто с самого начала считал само собойразумеющимся, что Скарлетт приехала в Атланту, чтобы обосноваться здесьнавсегда. У него как-то не укладывалось в голове, что единственный сын Чарльзабудет воспитываться где-то далеки и он не сможет следить за его воспитанием.Скарлетт выслушивала все эти доводы с улыбкой, но не отвечала ничего. Она нехотела связывать себя какими-либо обещаниями, еще не будучи уверенной в том,понравится ли ей жизнь в Атланте и постоянное общение с ее новымиродственниками. К тому же она понимала, что Джералд и Эллин навернякаВоспротивятся этому. И кроме того — теперь, вдали от Тары, в вей ужепробуждалась мучительная тоска по дому — по красным, вспаханным полям, и позеленым всходам хлопка, и по благоухающей тишине вечерних сумерек. Впервые онаначинала смутно прозревать, что имел в виду Джералд, говоря о любви к этойземле, которая у нее в крови.

Поэтому она пока что ловко уклонялась от окончательногоответа, не раскрывая, как долго намерена погостить, и понемногу входя в жизнькрасного кирпичного дома на тихом краю Персиковой улицы.

Ближе знакомясь с родственниками Чарльза, приглядываясь кдому, в котором он вырос, Скарлетт стала мало-помалу лучше понимать этогоюношу, который так стремительно, за такой короткий срок успел сделать ее своей женой,матерью своего сына и вдовой. Теперь ей открылось, откуда была в нем этазастенчивость, это простодушие, эта мечтательность. Если даже Чарльз иунаследовал что-то от этого сурового, вспыльчивого, бесстрашного воина, какимбыл его отец, то изнеживающая, женственная атмосфера дома, где он рос,заглушила в нем еще в детстве наследственные черты характера. Он был глубокопривязан к тете Питти, так и оставшейся до старости ребенком, и необычайногорячо любил Мелани, в обе они были на редкость добры и на редкость не от мирасего.

Тетушку при крещении — это произошло шестьдесят лет томуназад — нарекли Сарой Джейн Гамильтон, но уже давно, с того самого дня, когдаобожавший ее отец, заслышав быстрый легкий топот маленьких ножек, внезапнопридумал ей прозвище, никто и никогда не звал ее иначе, как Питтипэт. С этоговторого крещения прошло много лет, внешность тетушки претерпела роковыеизменения, и прозвище стало казаться несколько неуместным. Маленькие ножки тетиПиттипэт несли теперь слишком грузное для них тело, и разве что склонность кбездумному и несколько ребячливому лепету могла порой воскресить в памяти,забытый образ живой шаловливой девчушки. Тетя Питтипэт была теперь кругленькая,розовощекая, сереброволосая дама, страдающая легкой одышкой из-за слишком тугозатянутого корсета, ее маленькие ножки, втиснутые в чрезмерно тесные туфельки,с трудом могли покрыть расстояние свыше одного квартала. При самомалейшемволнении сердце тетушки Питти начинало болезненно трепетать, и она бесстыдноему потакала, позволяя себе лишаться чувств при каждом удобном,» неудобномслучае. Всем и каждому было известно, что обмороки тетушки — не более какмаленькие дамские притворства, но, любя ее, все предпочитали об этомумалчивать. Да» все любили тетушку и баловали, как ребенка, но никто непринимал ее всерьез — никто, кроме дядюшки Генри.