Самым излюбленным занятием тетушки было почесать язычок; оналюбила это даже больше, чем вкусно покушать, я мосла часами добродушно ибезобидно обсуждать чужие деда, Не будучи в состоянии запомнить ни одногоимени, ни одной даты или названия места, «на постоянно путала действующих лицодной разыгравшейся в Атланте драмы с действующими лицами другое, что» впрочем,некого не вводило в заблуждение, так как никто не был настолько глуп, чтобы приниматьее слова на веру. К тому же ей никогда и ее рассказывали ничего по-настоящемускандального или неприличного, так как, невзирая на ее шестидесятилетнийвозраст, все считали своим долгом оберегать целомудрие этой старой девы, иблагодаря молчаливому сговору ее добрых друзей она так и осталась на всю жизньневинным, избалованным старым ребенком.

Мелани во многих отношениях походила на свою тетку. Она былатак же скромна, так же застенчива, так же заливалась краской, однако при всемтом вовсе не лишена здравого смысла. «Да, конечно, на свой лад», —невольно признавала в глубине души Скарлетт. Лицо Мелани, как и лицо тетушкиПитти, было невинно и безоблачно, словно лицо ребенка, встречавшего в жизнилишь доброту и правдивость, искренность и любовь. Лицо ребенка, ни разу еще нестолкнувшегося ни с жестокостью, ни; со злом я не сумевшего бы распознать ихпри встрече. Мелани была счастлива, и ей хотелось, чтобы все вокруг тоже былисчастливы или хотя бы довольны своей судьбой. Поэтому она стремилась видеть вчеловеке только лучшие его стороны и всегда доброжелательно отзывалась о людях.В любом, самом тупом из слуг, она обнаруживала черты преданности и доброты,искупавшие в ее глазах тупость; в любой, самой уродливой и несимпатичной иззнакомых девиц открывала благородство характера или приятное обхождение и олюбом мужчине, сколь бы он ни был незначителен или скучен, старалась судить непо бросающимся в глаза недостаткам, а по скрытым в нем, быть может,достоинствам.

За искренние и непосредственные порывы ее великодушногосердца все любили Мелани и невольно тянулись к вех, ибо кто может остатьсянечувствительным к чарам такого существа, умеющего открыть в другихположительные черты характера, о коих сам их обладатель даже я не подозревает?И у Мелани было больше подруг, чем у любой другой женщины в городе, а такжебольше друзей-мужчин, хотя я меньше, чем у других девушек поклонников, так какона была лишена самоуверенности и эгоизма, играющих немалую роль в делепокорения мужских сердец.

Правила хорошего тона предписывали всем девушкам-южанкамстремиться к тому, чтобы окружающие чувствовали себя легко, свободно и приятнав их обществе, и Мелани всего лишь следовала общим канонам. Этот установленныйженщинами неписаный кодекс поведения и придавал привлекательность обществуюжан. Женщины Юга понимали, что тот край, где мужчины довольны жизнью, привыклине встречать возражений я могут преспокойно тешить свое тщеславие, имеет всеоснования стать для женщин весьма приятным местом обитания.

И от колыбели до могилы женщины прилагали все усилия к тому,чтобы мужчины были довольны собой, а довольные собой мужчины щедровознаграждали за это женщин своим поклонением я галантностью. В сущности, ониот всей души были готовы одарить женщин всеми сокровищами мира, за исключениемума, которого никак не желали за ними признавать.

Скарлетт, умела быть столь же обходительной,: как Мелани, нов бессознательно, а с хорошо отработанным мастерством, со знанием дела. Разницамежду ними заключалась в том, что Мелани говорила приятные, лестные слова,просто желая доставить людям хоть мимолетную радость, Скарлетт же всегдапреследовала при этом какую-то свою цель.

От двух самых близких ему женщин Чарльз не мог почерпнутьзнания жизни со всеми теневыми ее сторонами — ничего, что помогло бы закалитьего волю, и дом, в котором он жил и мужал, был похож на теплое, мягкое птичьегнездышко. Тихая, старомодно-чинная атмосфера этого дома ничем не напоминалаТару. Скарлетт не хватало здесь многого: мужского запаха — бренди, табака,фиксатуара; резких голосов и случайно слетавших с уст крепких словечек; ружей,бакенбард, седел, уздечек, путающихся под ногами гончих собак. Непривычно былоне слышать перебранки слуг за спиной у Эллин; извечных перепалок Мамушки сПор-ком; пререканий Розы с Тиной; грозных окриков Джералда; не хватала исобственных ядовитых пикировок со Сьюлин. Не приходилось удивляться, чтоЧарльз, выросший в этом доме, был робок и застенчив, как пансионерка. Здесь неповышали голоса, не приходили в состояние ажитации; все учтиво прислушивались кчужим мнениям, то в конечном счете черный седой властный автократ правил изсвоей кухни всем и вся. Скарлетт, рассчитывавшая стать сама себе хозяйкой,вырвавшись из-под Мамушкиной опеки, обнаружила, к своему огорчению, что дядюшкаПитер придерживается еще более суровых понятий о том, как должна вести себямолодая дама, а тем более — вдова мистера Чарльза.

Тем не менее в атмосфере этого дома Скарлетт мало-помалуснова возрождалась к жизни, и незаметно для нее самой к ней возвращаласьпрежняя жизнерадостность. Ей едва минуло семнадцать лет, она обладалапревосходным здоровьем и несокрушимой энергией, а родня Чарльза всяческистаралась сделать ее жизнь приятной, и если это не всегда им удавалось, не ихбыла в том вина. У Скарлетт и сейчас еще при упоминании имени Эшли больносжималось сердце, во тут уж изменить что-нибудь никто был не властен. А это имятак часто слетало с губ Мелани!. Между тем Мелани и тетушка Питти без усталиизобретали всевозможные способы развеять ее печаль, которую они, естественно,приписывали совсем другим причинам. Всячески стараясь развлечь Скарлетт, они недавали воли своему горю. Они проявляли бесконечную заботу о ее питании,настаивали, чтобы она всякий раз вздремнула после обеда, а потом поехалапокататься в коляске. Они безудержно восхищались ею — ее живым нравом, еепрелестной фигурой, ее белой кожей, ее маленькими ручками и ножками — и нетолько неустанно твердили ей об этом, но тут же, в подкрепление своих слов, принималисьобнимать ее, целовать, душить в объятиях.

Скарлетт прижимала их ласки без особого восторга, норасточаемые ей комплименты согревали душу. Дома она никогда не слышала посвоему адресу так много приятных слов. Мамушка, собственно, только и делала, чтостаралась искоренить ее тщеславие. Малютка Уайд уже не был для нее теперьдокукой, так как вер население дома — как белое, так я черное (и даже соседи) —боготворило ребенка, и право подержать его на руках непрерывно отвоевывалось сбоем. А больше всех обожала его Мелани. Она находила его восхитительным даже вте минуты, когда он заливался неистовым ревом, и восклицала:

— Сокровище мое! Ах, как бы я хотела, чтобы ты был моимсыном!

Порой Скарлетт становилось нелегко скрывать свои чувства,ибо она по-прежнему считала тетушку Питти невыносимо глупой старухой, ибессвязный лепет и пустословие этой дамы нестерпимо действовали ей на нервы.Мелани же возбуждала в ней чувство ревности и неприязнь, которые становилисьвсе острее, порой когда Мелани, сияя от любви и гордости, принималась говоритьоб Эшли или читать вслух его письма, Скарлетт вынуждена была внезапно встать ипокинуть комнату. Однако при всем том она находила жизнь здесь довольносносной. Атланта предоставляла ей больше разнообразия, чем Чарльстон, илиСаванна, или Тара, а новые, совсем непривычные для нее обязанности, налагаемыевойной, не оставляли времени для размышлений и тоски. И все же порой, потушивсвечу и зарывшись головой в подушки, она тяжело вздыхала и думала: