– Да чего там надвое, когда Димка у его дома лежал с проломленнойчерепушкой!

Хохлов даже не сразу понял, кто такой Димка. Ах да, Димка –это Кузя. Вот ведь странность какая, никто и никогда не называл Кузю по имени!

Они помолчали.

– Хочешь, кури, – предложил Хохлов.

Максим Кузмин вытащил из кармана мятую пачку, прикурил ипоискал глазами пепельницу. В ней лежал телефон. Хохлов вытащил его, вытер оджинсы и подвинул пепельницу Максиму.

– Ну, чего? Мне сегодня звонили, сказали, что из морга можнобудет тело послезавтра забрать. Я уже начал, того… место готовить, и все такое.

Тик-так, тик-так – тикали часы.

Не так, не так билось сердце.

Надо готовить место на кладбище для Кузи. Надо забирать изморга его тело. Нужны гроб, машина, справки, документы, и все. Больше ничего ненужно. А Кузе и этого всего не нужно.

Хохлов ходил по тесной комнате туда-сюда. Сюда-туда.

– Тебе денег дать? – вдруг спохватился он.

Максим пожал плечами:

– Да.

– Я дам, – пообещал Хохлов и опять стал ходить.

– Найти бы ту сволочь, которая брату череп проломила, своимируками бы удушил, – сказал Максим. – Вот ей-богу!

– Макс, Кузя в последнее время говорил, что у него появилисьденьги. Ты не знаешь, что за деньги, откуда?..

– Нет, – настороженно сказал Кузмин-младший. – Понятия неимею.

– Но он тебе говорил?

– Нет. Да откуда у него деньги, Мить?!

– Вот и я думаю – откуда?

Хохлов не мог остановиться, все ходил и ходил.

– Вспомни, Макс! Может, он тебе говорил, что с кем-топодружился, кто ему денег предложил? Может, он говорил, что собирается большоедело сделать и на нем заработать!

Максим махнул сигаретой, вид у него стал еще болееозлобленный.

– Да ни с кем он не дружил, кроме вас! И вот… додружился!Пришили его друзья-приятели! И дел никаких он не делал, все сидел штаныпротирал в этом институте вашем! – И он показал рукой вокруг, чтобы Хохлов ужточно понял, в каком именно институте он сидел.

В дверь заглянул Лавровский, и Хохлов кивнул ему, чтобызаходил.

– Здорово, Макс, – сказал Лавровский. – Вот как с Кузей-товышло.

– Да я и говорю, – злобно подтвердил Максим, – все из-завашей карусели, блин! Все он к вам таскался! А третий ваш его и…

– Да еще не известно ничего, – жалобно вякнул Лавровский. –Может, еще и не он!

– Да кому еще быть, когда прямо у его дома пришили!..

– Заткнись! – приказал Хохлов. – Димон Пилюгин Кузю неубивал.

– Откуда ты знаешь?

– У меня есть неопровержимые доказательства, – соврал Хохловот злости.

Максим посмотрел на него, и Лавровский тоже посмотрел.

– Что, правда? – спросил Лавровский.

– Ну-ну, – неопределенно сказал Максим.

Они еще покурили молча. Лавровский махал рукой, отгонял дым.

– Светка не любит, – объяснил он извиняющимся тоном, когдаХохлов свирепо посмотрел на него. – Говорит, когда ты домой приходишь, от тебядымом несет, как будто ты в коптильне работаешь!

– В общем, господа хорошие, – Максим поднялся и затушил впепельнице сигарету, – довели братана до могилы, а теперь в благородныхиграетесь! Давай денег, Хохлов, и поеду я. У меня еще дел куча. Это у васникаких нету, а мне брата хоронить!

Хохлов молчал. Возразить ему было нечего. Молча он достал изпортфеля пачечку купюр и отдал Максиму. Тот спрятал ее в нагрудный карман ишагнул было к двери, но остановился и посмотрел на Хохлова.

– Ты ж там был! Ты же знал, что они друг на друга, как псы,кидаются! Чего ж не остановил, когда они вдвоем пошли?!

– Да откуда я знал! – взъярился Хохлов.

– Пошел ты!.. – устало ответил Максим, вышел и сильнохлопнул дверью.

Лавровский жалобно смотрел на Хохлова.

– Чего тебе? – спросил тот. – Ты чего приперся? У тебя дел,что ли, нет? Работа вся остановилась к свиньям собачьим, что я заказчикускажу?! Ты сидишь с лицом скорбящей Божьей Матери, а этот хрен меня во всемобвиняет!.. Как будто я знал, что…

Тут вдруг в гудящей и горящей его голове наступило временноезатишье, словно перестал работать отбойный молоток. Словно там, в голове,невесть откуда взялся участковый уполномоченный Анискин и погрозил емукривоватым деревенским пальцем.

Думай последовательно, сказал Анискин. И учитывай,учитывай!..

– Я же не знал, – повторил Хохлов, ухватившись за просвет вголове и опасаясь, что он вновь закроется тучами, – я не знал… А он откудазнает?..

– Что? – спросил Лавровский.

– Ничего, – ответил Хохлов.

В его новой реальности он никому и ничего не мог рассказать.Ничего и никому.

Нужно было думать изо всех сил, не разрешать тучам вновьзакрыть просвет.

– Мить, мне бы с тобой… поговорить.

– Не сейчас, ладно? Сейчас я не могу, мне… подумать надо.

– Мить, ну мне очень нужно!..

Хохлов отмахнулся.

– Ну Митька!

Хохлов подошел вплотную, нагнулся, взял Лавровского за плечои сказал сквозь зубы:

– Так. Я тебя слушаю. Можешь говорить.

Совсем близко он видел карие несчастные глаза, повисший нос,но ему было некогда разбираться в Лавровском и его эмоциях.

– Что? Ну? Что?

– Ничего, – ответил тот и сбросил с плеча хохловскую руку. –Я лучше потом, Мить.

– Пошел ты, – как давеча Максим, сказал Хохлов, – толькомешаешь!

– Мить, а можно мне уехать? Ну, мне правда очень нужно!

– Да езжай! – заорал Хохлов. Просвет в голове медленно, нонеуклонно затягивался тучами. – Езжай, мать твою! Все уезжайте! Только оставьтеменя в покое!

Лавровский встал и пошел к двери, и Хохлов следом за нимвыскочил в общую комнату.

Помощница Наташа пила чай. Компьютерщик Боря и его напарникв наушниках лупили по клавиатурам – то ли стреляли, то ли в шахматы на времяиграли. Орлица Вальмира Александровна рассматривала фотографии, помешивая вбольшой кружке чай.