– Я оставил хозяйке заведения автомат с запасным магазином, – негромко сказал Вагасков. – Публика здесь опасная, так что мало ли что может случиться.

Утомленно поморщившись, словно чем-то доведенный до крайности, немецкий офицер покрутил головой.

– Славянская чувствительность, – произнес он. – Впрочем, я уже начинаю привыкать. А то, что эта женщина, явно предельно практичная, наверняка тут же забрала у застрелившегося шведа его пистолет, тебе не приходило в голову?

Вагасков пожал плечами.

– Ну, может, она уже пускала его в ход, и боезапаса больше нет.

– Или тот швед застрелился последним патроном, – встречно кивнув ему, сказал немец. – У вас, русских, всегда наготове масса аргументов, когда надо оправдать какую-нибудь глупость. Ладно, отбирать назад подарок в любом случае не по-джентльменски. Ну все, Иоганн – заводи мотор, Ганс – к пулеметам. Остальные – на броню. – Поднимаясь к башенному люку, он кивнул Вагаскову, – полезай за мной – есть о чем поговорить.

Бросив в башенный люк узел с мечами и еще какое-то барахло, мы забрались на броню. Взревев мотором, выбросив облако выхлопных газов, рывком взяв с места, выровняв ход, неспешно танк поехал. Обогнув дом, бережно сторонясь обрамляющих его деревьев и маленькой клумбы, оставив дом позади, не видя перед собой никакой дороги и вломившись в кустарник, метров сто или двести медленно он проминался сквозь него, непримятые, устоявшие по бокам шипастые ветки, отклоняясь и сорвавшись, кололи нас по лицу, полоса кустарника кончилась, по косогору книзу, вырывая гусеницами травы, танк съехал к казавшейся бескрайней, уходившей вправо и влево, куда-то в дальний туман водной дуге болота, порыскав в обе стороны и взад-вперед, он остановился; спрыгнув с брони, рассыпавшись по берегу, сползая к воде и раздвигая кусты, все вместе мы принялись искать начало обозначенного на карте в этом месте бетонного пути.

Непролазная бурлящая болотная топь была всюду, наконец, меч кого-то из немцев, сунутый в воду, заскрипел по бетону, подойдя и убедившись, что ясно видневшийся из-под относительно прозрачной воды бетонный массив действительно широкой полосой вел куда-то отсюда, мы сделали знак Иоганну; осторожно, короткими рывками приблизившись и несколько раз сманеврировав, выравнивая танк, чтобы точно и параллельно вкатиться на каменное ложе, он дал, наконец, решительно газ; подымая буруны воды, въехав на бетонную тропу, заехав на нее вперед на десяток метров, погрузив танк в воду по середины катков. Бредя в воде, прежде чем залезть на броню, я чуть пригнулся – темная скользкая почти прямоугольная масса, словно отлитая из монолитного бетона, когда-то обнесенного опалубкой, дробно извиваясь в воде под моими шагами, тяжело просвечивала сквозь прошитую воздушными пузырьками болотную муть; оттолкнувшись от нее, хватаясь за бортовые скобы, я забрался на броню танка. Относительно равномерно все расселись снова, дав газ, булькающими пузырями мощно вырвавшийся из-под воды, очень медленно танк поехал.

Вода бурунчиками вскипала у гусениц, временами слышен был скрежет траков по бетону. Через открытый передний люк, порой далеко высовываясь, сверхосторожно Иоганн вел машину. Со временем приноровившись, почувствовав фактуру дороги, он прибавил скорость, водные пространства, прораставшие местами одиноко стоящими на мелких островках деревьями, рваными сплетениями кустарника и какими-то трудно различимыми на воде предметами типа упавших сухих птичьих гнезд и осколков бревен, равномерно двигались мимо.

Пройдя под навесом сомкнувшихся деревьев меж двух маленьких островков, дорога вышла на широкую водную гладь; присмотревшись, метрах в полуста я увидел что-то необычное, быстрым, судорожным биением привлекавшее внимание – в мутной глади стоячей воды, приступами взрывая ее, пуская вокруг быстрые расходящиеся волны, раскинув широкие прозрачные крылья билась, то вскипая, то затихая, огромная двухметровая стрекоза. Длинные плотно-прозрачные крылья были утяжелены водой, огромное неровное тело в противоход им неровно содрогалось, голова силилась приподняться над водной поверхностью. Почувствовав приближение танка – чего-то темного и тяжелого, рваным, отчаянным усилием, собрав последние силы, бешено забившись, она на мгновенье вырвала крылья из воды, приподняв переднюю часть туловища над водой, на лихорадочных взмахах удерживаясь в воздухе, новым звериным предельным рывком вырвав хвост, взмыв, пролетев в воздухе несколько метров, с ходу она снова шлепнулась в воду, полежав пару мгновений на ней и словно набрав сил, новым окрепшим ударом крыльев снова взлетев и уже уверенно набрав высоту, медленно и тяжело она полетела куда-то прочь к дальним зарослям.

Долго, час или больше, ровным ходом, иногда из предосторожности замедляясь на подозрительно скользких участках, танк мерно шел по слегка изгибающейся местами илистой бетонной полосе, болото то разлеталось в обе стороны широко как море, то съеживалось, стесненное неровными берегами или россыпями островков, порой издалека, а пару раз и где-то совсем близко слышны были рваные хлопки автоматных очередей, более быстрые, слитно-торопливые удары пулеметов, откуда-то издали доносилось редкое уханье артиллерийских орудий. В какой-то момент мне показалось, что в дальних кустах блеснул окуляр оптического прицела снайпера; взметнувшись, я дал в сторону его очередь из автомата, которой последовали все остальные, сидевшие на моей стороне брони, полетели оторванные ветки и листки, ничего другого более не случилось.

Берег отодвинулся, через пару минут приблизился вновь, среди плавающей на поверхности болотной массы зеленой мелкоты и древесной рухляди я вдруг увидел качающийся на воде совсем близко по курсу перевернутый большой цветной зонтик с длинной торчащей вверх ручкой; приблизившись, в чаше зонтика, на полотняной поверхности и напружиненных спицах, удерживающих его купол, мы явственно увидели раскрытую книгу. До зонтика была пара метров; удерживаясь за бортовую скобу, вытянув меч, кто-то из немцев попробовал подцепить им книгу, но дотянуться не удалось; взревев, танк взял по полосе чуть левее, зонтик с книгой остался позади, следившие за попыткой немцы, посмеиваясь, провожали его взглядами.

– Соскучился по чтению, Генрих.

– Так мы теперь и не узнаем, как сложились судьбы героев.

Предпринявший неудачную попытку немец, положил меч обратно на броню.

Что-то неуловимо изменилось вокруг, пространство словно помрачнело, кусты справа и слева подошли совсем близко; чувствуя неровность и особую скользкость пути, Иоганн вел танк совсем медленно, редкие слева, почти сплошной колючей, перевито-ощетинившейся стеной кусты тянулись справа, огромными, пылающими густыми россыпями на них росли твердые, плотные огненно красные цветы. Вороны целыми стаями, тучами, нагоняя танк, спешно, цепляясь лапами за ветки кустов, садились на них и с ходу, лихорадочно, жадно клевали цветы, бешено, словно не насыщаясь, склевав одни, они тут же бросались на другие, срывая, глотали их, спустя несколько мгновений падали и тут же дохли. Тесные группы, скопления дрейфовавших в чуть проточной воде, сложивших крылья, затихших в судорогах птиц покрывали мутную болотную поверхность, количество прилетавших множилось, словно гроздьями, семьями, наклевавшись, мертвые, они падали в воду, почти сплошь заполняя ее, шумное, торопливое, какое-то стремительно хлопотливое движение, трепыханье и падение продолжалось; свернув влево, танк оставил кусты сзади, не позволив далее видеть это странное самоубийственное биение, болотная гладь вновь расширилась, внезапно, метров через тридцать, мощным толчком дернутый, я чуть не свалился с брони – словно заметив что-то неожиданное, Иоганн резко, неправильно, единым грубым рывком заглушив мотор, остановил танк.