Восстановив равновесие и приподнявшись, невольно похолодев, я смотрел вперед – метрах в пяти от передних катков танка медленно, тягуче, долгим, бесконечным скользким движением что-то огромное, лентообразное, почти метровое в диаметре, черно неторопливо струясь поверх плоской илистой дороги, монотонно и размеренно переползало бетонную полосу. Круглое и бесконечное, оно все ползло и ползло, почти загипнотизированный этим движением, застывшим взглядом я смотрел на ровно текущее скольжение, через минуту или более, чуть утончившись, ползуче-текущее тело чуть заметно зазмеилось, заизвивалось из стороны в сторону, мелькнул, протащился по бетону длинный раздвоенный хвост, вода заметно булькнула слева от бетонной полосы. Минуту вытерпев, вероятно вытерев пот со лба, Иоганн вновь завел танк. Как-то с места в карьер, быстрее чем следовало, мы проехали, почти пронеслись следующую сотню-другую метров. Успокоившись и сбавив ход, Иоганн уже все так же ровно и уверенно вел танк по полосе.

Долго, час или более, среди то отбегающих, то приближающихся островков ничего не происходило, укачанный мерным движением, я почти уснул на броне, затем новый резкий толчок и остановка разбудили меня, Иоганн вновь заглушил мотор, привлеченная новой неожиданной картиной часть наших осторожно слезла с брони. Впереди, метрах в десяти от танка посередине дороги, встав чуть боком, полностью перекрывая ее, стоял большой зеленый армейский джип. Неподвижные головы в касках и одна в фуражке черно и облезло торчали из него. Медленно двигаясь по колено в воде, осторожно переступая по скользкому бетону, мы подошли к машине.

Четыре человека в английской военной форме, каждый с аккуратным пулевым отверстием во лбу или в виске, сидели на переднем и заднем сиденьях, валявшиеся тут же на полу машины три пистолета и револьвер явно говорили, что все четверо, скорее всего, одновременно покончили с собой. На груди сидевшего на переднем сиденье рядом с водителем человека в фуражке теснились несколько рядов крестов и медалей. Нижние, впрочем, свисали в пустоту – верхние части груди и животы всех четырех были размашисто и глубоко кем-то или чем-то выедены – зияющие, почти сквозные пустоты кругло ширились в телах. Сами тела и головы были давно съежены и высушены, черепа обтягивала пергаментная кожа. Спокойно подошедший немецкий офицер, подцепив ногтем ниже других висевшую медаль и с любопытством заглянув и посветив фонариком в зияющие провалы, задумчиво покосился на засушенное, мертво осклабившееся лицо сидевшего впереди офицера.

– Органическое. Кто-то когда-то солидно поужинал.

Подумав, он покосился на ближайшего из немцев.

– Подберите их пистолеты. И посмотрите, сколько патронов в обоймах. В любом случае пригодится.

Вагасков, выдержанно глядя на заполненный трупами джип, стоял чуть поодаль.

– У англичан, видимо, не бывает орденских колодок, – заметил, проходя мимо него, немецкий офицер. – От этого, наверно, на переднем орденов и побрякушек, как на елке. Иоганн, столкни этот монумент в воду. Только осторожно.

Собрав пистолеты и побросав их в люк, немцы расселись на броне, следуя им, я вновь взобрался на свое место. Осторожно подведя танк к джипу, чуть со сдвигом надавив на него, малыми толчками, чуть разворачивая, подбивая его в сторону, Иоганн сместил его к краю полосы; еще раз сдвинутый влево, закачавшись, уходя центром тяжести вниз, джип, перевернувшись, тяжело сполз в воду. Затряслось что-то в толще болотной топи, побежали наверх, лопаясь, пузыри. Развлеченный неожиданной мыслью, немецкий офицер усмехнулся.

– Много раз я отправлял англичан под воду. Но таким способом – впервые.

Поднявшись на броню, он вслед за Вагасковым исчез в люке.

– Ходу, Иоганн.

Дав газ, Иоганн вновь повел танк по полосе, берега вновь сдвинулись, то с одной, то с другой стороны накрывая нас длинными раскидистыми деревьями; пробираясь по чуть виляющей узкой бетонной полосе, поднимая буруны водной жижи у катков, мы ехали минут сорок или час, скорость резко снизилась, почти остановив танк, ползя на малой скорости, Иоганн высунулся из переднего люка, немецкий офицер, поднявшись над башенным люком, внимательно рассматривал черневший метрах в ста справа берег, острые переплетения кустов и пространство над ними. Что-то, наконец, приметив, он крикнул Иоганну остановить танк, в мутнеющей дали, над клочковатыми клубами и острыми выбросами кустов я заметил плоскую, чуть скошенную крышу какого-то строения. Сверившись с картой, немецкий офицер вновь сложил и спрятал ее.

– Если это не арсенал, то не знаю, что это такое.

– Кирха, – сказал кто-то из немцев.

– Я всегда высоко ценил твое чувство юмора, Генрих, – сказал немец. – И буду ценить еще больше, если ты или кто-то расскажут, как нам добраться туда и помолиться.

– В танке есть сложенная надувная лодка, – послышался голос Иоганна, – и баллон с газом для быстрого надува.

– Отлично, – сказал немецкий офицер, – выволакивай все это и приведи в действие. Англичане верны себе, как всегда – очередное надувательство. Сколько человек сможет выдержать лодка?

Поднявшийся через верхний люк Иоганн выволок за собой многократно сложенный и спрессованный оранжевый куб и баллон с газом. Спрыгнув на бетон, разложив пластиковый пододеяльник лодки на воде перед танком, подсоединив баллон и повозившись с предохранительными пломбами и вентилем, почти мгновенно, мощным выпуском газа в несколько секунд он превратил сплющенную оранжевую поверхность в задорно круглящуюся боками надувную лодку. Короткие деревянные весла были предусмотрительно пристегнуты ко дну.

– Человек на пять, – определил немецкий офицер, – все как обычно у англичан – четверо гребут, а пятый – офицер, за всем наблюдает и размышляет о судьбе империи. Ладно. Александр – побудешь за английского офицера, Иоганн и Ганс остаются, еще четверо – на весла. Все помнят, какого калибра нужны снаряды?

– Пятьдесят пять и тридцать семь миллиметров, – напомнил Иоганн. – И горючее – прежде всего.

Впятером мы сели в лодку. Весла были короткими, неудобными и без креплений в уключинах, но синхронно дело спорилось, и минут через пять под пологом острых нависавших кустов мы пристали к берегу. Привязав лодку к стволу дерева, закрывая лица, продравшись через кусты, мы выбрались на топкую поляну. Почерневшее от мха и старости одноэтажное кирпичное здание на расколотом глубокими трещинами бетонном фундаменте стояло на дальней стороне поляны, задней частью уходя в кусты; осторожно, взяв наизготовку автоматы, стараясь бесшумно ступать в воде, мы двинулись к нему – у раскрытых дверей, по обе стороны от входа сидели на ступеньках, уронив головы на груди, два огромных человека, каменно держа в зажатых ладонях цевья огромных винтовок со штыками.

Подойдя, вплотную приблизившись к одному из часовых, я осторожно тронул его за плечо, пока трое немцев держали его под прицелами; плечо было мягким и чуть теплым, потреся его и ткнув кулаком, я также ничего не добился, то же было и со вторым – по всем признакам живые, они спали каким-то странным, нездешним, беспробудным сном. Оставив одного из немцев караулить их, мы вошли в мутное, с низким потолком пыльное помещение. Сырое, с давно облетевшей штукатуркой, оно было беспорядочно набито коробками и ящиками с боеприпасами, в центре, повернутые в разные стороны, стояли с зачехленными стволами четыре «сорокапятки», рядом пылилось несколько станковых пулеметов, укладки ящиков и коробок уходили далеко в глубь зала.