Полуразбитая, с прорехой в боковой броне колесная бронемашина, неслась, разворачиваясь, по направлению ко мне, охваченный каким-то столбняком, не в силах сделать ни шагу ни в одну, ни в другую сторону, способный только очередью, разнеся лобовое стекло, застрелить водителя, я упал на колени, в последний момент затормозившая машина, тяжело пустив волну в мою сторону, едва не ткнулась горячим бампером мне в лоб. Рядом с треском разорвался снаряд, на миг потеряв сознание, очнувшись под водой, наверху в колеблющейся путанице видя свет, полузахлебнувшись, сам не зная как, словно преодолевая чудовищную тяжесть, хотя до поверхности было полметра, поднявшись, сгорбленный, потеряв автомат, не обращая внимания на разрывы и выстрелы, по мелеющей отмели я добрел до берега; поднявшись, увязая в песке, на гребень вала, я упал на колени, долго меня рвало водой.

Двое уже были невдалеке, на скате, еще четверо проявились минутой позже, последними, видимо прикрывавшие остальных, из дыма показались немецкий офицер и Вагасков. Спустившись немного к воде и, чтобы возместить потерю оружия, подобрав чью-то винтовку, я вернулся к остальным, ушибленные, контуженные, порезанные и кое-где окровавленные, все были, в общем, целы.

Не говоря друг другу ни слова, нестройно поднявшись на гребень ската, сделав несколько шагов вниз, не сговариваясь, мы сели бессильно, освещенные ясным серым небом, на светлом желтом песке, словно какой-то другой мир был перед нами. Сияющая голубая лагуна, тихая, прозрачная вплоть до песка, была перед нами, крики и выстрелы с отмели за спиной, несмотря на небольшое расстояние, через песчаный вал ни единым звуком не доносились сюда, недвижимость и покой царствовали повсюду. Из красивого, затейливого, с пристроечками и башенками, какого-то сказочно-стеклянного здания красивые внимательные женщины выводили парами детей. Надев панамки, в трусиках и коротких юбочках, кое-кто в разноцветных надувных кругах вокруг пояса, дети радостно рассыпались в воде, шумя и плескаясь, появившиеся тут же такие же аккуратные мужчины в белых халатах и марлевых повязках, с подвернутыми до колен брючинами, цепью зайдя в голубую воду, из больших корзин, как сказочные сеятели, стали разбрасывать игрушки.

Радостно хватая разноцветных дельфинчиков и уточек, такие же цветные паровозики и кораблики, дети, смеясь и прыгая, увлеченно купали игрушки в воде, слышались перекликающиеся веселые голоса и смех. Вдруг что-то странное, непонятное произошло где-то сбоку, раздался хлопок, вскипел и потянулся дым, осколок чего-то цветного и детская панамка качались под дымом на воде. Вскочив, быстро оглядев лягушатник, еще ничего не понимая, увязая в блестящем желтом песке, я стоял на сыпучем склоне, яркая вспышка сверкнула с левой стороны; бросив винтовку, кинувшись в воду, не умом, спинным хребтом что-то понимая, я вырвал у ребенка мокрую цветную игрушку – безобидная пластмассовая рыбка, наполовину через дырочку заполненная водой, была у него в руках; кинув ее, я бросился к другому, быстро, со всех сторон внимательно осмотрев такой же безобидный пластмассовый кораблик, вырвав игрушку у третьего ребенка, чувствуя в руках подозрительную тяжесть, сдирая ногти, я рванул обшивку игрушечной черепашки – точно упакованное в непромокаемую оболочку, аккуратно подсоединенное к скрытому под днищем капсюлю, взрывное устройство было в ней; размахнувшись, изо всех сил я бросил его на берег, быстрый хлесткий взрыв разнес песок.

Кругом, так же все сообразив, наши, хватая детей, вырывая у них игрушки, лихорадочно осматривали их; один за другим три или четыре взрыва вовремя выдранных взрывных устройств громыхнули на песчаном склоне и где-то далеко в пустой воде, спины мужчин в белых халатах исчезли в дверях домика по ту сторону лагуны, напротив детского дворца; казалось, ничем не потревоженные, все такие же невозмутимые женщины собирали по парам детей, заканчивая купание, парами выводя их из воды. Дети, которых стало на двоих меньше, радостно болтая и в шутку вырываясь, брели по песку вместе с женщинами. Кинувшись к одной из них, стоявший ближе всех к ней боцман, схватив ее за отвороты халата, оскалившись и повалив на песок, навалившись, тряханул ее.

– Это… Это что? Что здесь деется? Что… Что вы делаете?

Заторможенно, словно насквозь просматривая его, женщина, приподнимаясь, пыталась поправить сбившуюся прическу.

– В чем дело? Что вы себе позволяете? Идут занятия по расписанию! Немедленно отпустите и прекратите хулиганство!

Задыхаясь, тряся ее за голову, кажется сам уже умирая, боцман бил ее головой об песок.

– По расписанию? Позволяю? Вы сумасшедшая? Это же… У вас… У вас дети гибнут!

Отбросив его и вскочив, женщина поспешно отряхивала халат и белую юбку.

– Отстаньте! Сумасшедший! Мы действуем по инструкции! Ежедневное купание происходит по установленному распорядку и в соответствии с инструкцией! Вон отсюда!

Отряхнув платье, схватив с любопытством наблюдавших эту схватку двоих детишек, она, стараясь идти ровно, повела их к стеклянному разноцветному зданию. Остальные или подтягивались к нему или уже были там. Пожилая в туго повязанном платочке нянечка не спеша подошла к поднимавшемуся боцману.

– Зря вы так, – ровно сказала она. – Детям здесь хорошо. А игрушки… Игрушки по инструкции должны быть разными. – Мгновенье помолчав, она коротко взглянула на него. – Это очень старое учреждение, не пытайтесь что-то объяснить им. Они все равно не поймут. – Уходя, она на мгновение полуобернулась. – А с мужчинами, что с корзинками, не связывайтесь. Все равно ничего им не сделаете.

Собравшись наконец все вместе, глупой, разбитой, бессмысленной кучей, у края лазурно плещущей прозрачной воды, мы стояли на песке.

– Какой-то ритуал, какая-то непонятная адская задумка, – сухо поиграв желваками, сказал немецкий офицер. – Подбрасывают детям игрушки, часть из них – мины, с какой-то неведомой целью. Я не могу этого объяснить.

– С неведомой целью? – боцман, набычившись, дрожа, кинул тяжелый лобовой взгляд на немецкого офицера. – С ведомой целью! Извести хотят. И заколдованные тетки кругом.

– Не надо кричать, – устало сказал немецкий офицер. – Я понимаю ваши чувства. – Он отвернулся, словно колеблясь, сказать или не сказать что-то. – Прошу поверить – понимаю. Просто я не кричу.

– Мин было пять или шесть, – сказал Ганс, – а всего игрушек – около сотни. Это какой-то отбор.

– Какой отбор, так они всех отберут.

– Она сказала – это старое учреждение. Значит, все время привозят новых.

Некоторое время, выскобленные и пустые, мы стояли молча.

– Вот он, – вдруг сказал немецкий офицер.

Проследив за его взглядом, впереди, в разрыве песчаного вала мы увидели высившийся на другом конце пролива высокий остроконечный замок. Большая деревянная лодка была вытащена на берег, какой-то человек, лицо которого было неразличимо на расстоянии, стоял рядом с ней.

– Мы дошли, – сказал немецкий офицер. – Я порядочный, во всяком случае приличный человек, я люблю детей. Но мы дошли.

Словно быстро ища что-то, он повернулся к Вагаскову.