Все-таки пистолет – это так пошло, как в дешевом детективе.Или в кино, которое обожают смотреть скоты.

Ему не нужно простоты и пошлости.

Он вернулся в кресло, вытянул ноги и закрыл глаза.

Он еще маленький.

Сколько же ему? Лет пять? Или даже меньше? Он собирается сродителями на Красную площадь. Он ходит туда каждый год, сколько себя помнит, апомнит он очень давно, почти что с самого рождения.

“У вас уникальный ребенок” – так часто говорят знакомыематери и отцу.

Он толком не понимает этого слова, хотя делает вид, чтопонимает. Он знает, что это слово – приятное. Что его так хвалят. Отец смеется,а мать улыбается со сдержанной королевской гордостью.

Он знает, что сегодня – праздник, что на Красной площадибудет что-то необыкновенное, интересное, огромное.

С трибуны отлично видно бесконечное, волнующееся,радостно-возбужденное море людей внизу, вливающихся сюда с широченной улицы –он еще не знает, как она называется, – и пропадающих с другой стороны наряднойплощади.

Долгое время он был уверен, что они пропадают в реке, чтоони собираются здесь каждый год, чтобы пройти перед глазами у тех, кто стоит натрибунах, и потом тонут.

Играет музыка, хлопают на ветру флаги, на голых веткахнакручены белые бумажные цветы.

Какая красота!

Неимоверно усиленный, неземной, огромной голос что-то всеповторяет и повторяет, и он пытается рассмотреть, где именно спрятан этотголос, и ему кажется, что голос висит над площадью, как всевидящее око на однойиз отцовских картин, которую он, маленький, боялся.

К отцу постоянно подходят люди, такие же красивые иогромные, как он, они здороваются, смеются, жмут руки отцу и ему, иногдазачем-то кидают его вверх, а потом ловят и ставят на место.

Ему это не нравится. Ему не нравится, когда кто-то, кромеотца и матери, прикасается к нему.

“Ура-а-а!!!” – кричит распластанный над площадью голос, ивесь людской океан, текущий в гранитных берегах трибун, подхватывает его,увеличивает до каких-то невероятных размеров и как будто вышвыривает к реке.

Он прижимается к отцу.

“Ты что? – отец наклоняется к нему – Испугался, заяц? Непугайся. Они просто радуются и от этого кричат. Что ты?”

Они кричат, когда радуются, так он понимает его слова. Мы некричим. Мы стоим на трибуне, и они кричат, когда идут мимо нас. Они радуются, амы на них смотрим.

Вечером будут гости, и мать в необыкновенной красоты платьебудет играть на рояле и петь, а все будут восхищенно аплодировать, а потом отецбудет танцевать с ней, а гости вокруг будут шептаться о том, что они – оченькрасивая пара…

Он открыл глаза и вытер мокрые щеки.

Он давно уже вырос, но воспоминания волнуют его, каксентиментального мальчишку.

Ну и пусть. Даже у самых великих могут быть слабости. Ониесть и у него, это только подтверждает, что он – человек.

Женька его не послушался.

Он понял это в тот же вечер, позвонив на мобильный.Мобильный не отвечал, и Юрий Петрович слегка встревожился. Он перезвонил егосекретарше и скучным начальственным тоном приказал соединить. По-быстрому.

– А его нет! – как-то даже злорадно ответила секретарша.

– Когда будет? – спросил Юрий Петрович, чувствуя, каквнезапно и необратимо похолодело сердце.

– Неизвестно! – ответила секретарша все тем жезлорадно-почтительным тоном. – Он уехал в командировку.

– В какую командировку? – понимая, что случи лось самоеплохое, выдавил Юрий Петрович.

– В Калининград, а потом еще в Литву, – сообщила секретарша.– Он обещал звонить, и, когда он позвонит, я обязательно передам, что вы егоискали. Он сразу же с вами свяжется.

– Да-да, – пробормотал Юрий Петрович, чувствуя, что егоголос становится не скучным и не начальственным. – Конечно… Передайте,пожалуйста, что я бы хотел с ним переговорить.

Он долго слушал короткие гудки, хотя раньше всегда клалтрубку первым, и потом еще посидел, прижав ее ко лбу.

Все ясно. Они решили его кинуть. Сдать уголовке, как говорилкакой-то немытый бандит в фильме “Место встречи изменить нельзя”. Юрий Петровичочень любил этот фильм.

Что за ерунда лезет ему в голову? При чем здесь какой-тозамшелый фильм?

Ему нужно срочно придумать, как обезопасить себя, какотвести от себя беду. Ведь если его подозрения правильны, значит, они подсунулиментам… как это называется?., улики, что ли?., или доказательства, что врачаприкончил он сам или прикончили по его приказу.

Но зачем, зачем?

В какой момент Борис принял решение, что пора избавляться отЮрия Петровича Василькова?! В чем он согрешил так сильно, что Борис захотелсдать его?! И что ему теперь угрожает? Тюрьма? Высшая мера?

А если тупой, безобидный и трусливый Женька все же ни причем? Тогда почему он смылся? И куда на самом деле он смылся?

А может… Да нет. Нет. Не может.

А может, он тоже убит, как и этот врач?

Может, его заставили “уехать в командировку”, а сам он ужедавно на дне Москвы-реки?

Юрий Петрович знал, что легко поддается панике. Что не умеетдержать удар. Знал и поэтому старательно избегал ударов. До сегодняшнего дняему это удавалось.

В конце концов, он просто посредник. Ничем таким он незанимался. Бриллианты в желудке за границу не вывозил. Марихуаной неприторговывал. Все дела с “Якутдрагметом” были в руках у Бориса. Юрий Петровичпросто делал их более… удобными, что ли.

Более легальными.

Благотворительный фонд “Русский меценат”, коего ЮрийПетрович Васильков был председатель, конечно, никакой благотворительнойдеятельностью не занимался, но доказать это было бы довольно сложно. Все вфонде было вполне законно, легально и солидно. Начиная от старого особняка,купленного и отреставрированного года четыре назад, и кончая бухгалтерией.

Время от времени для проформы они устраивали какие-томероприятия и участвовали в каких-то тендерах, а однажды, расщедрившись,провели акцию в помощь состарившимся актерам. Хотели даже открыть интернат дляодаренных детей-сирот, но воздержались. Возни много, а толку – чуть. Черезинтернат большие суммы не проведешь, а требовалось проводить очень большиесуммы. На престарелых актерах они хорошо сыграли. Талантливо.

И Борис вроде был всегда и всем доволен.