– Вы работаете? – перебила Ольга.

– Нет. Я работала до тех пор, пока не появились дети. Ямедсестра. Мы с Сашкой поженились после того, как он два месяца отработал напрактике в нашей больнице. А потом мы решили, что мне лучше не работать.Бабушек нет. Сашина мама давно умерла, а моя далеко, под Рязанью. У нее тамдом, сад… Бросить все это она не может, ну а мы что ж… заставлять ее мы нестали… Да мне и не хочется на работу на самом деле. Сашкиных денег нам хватает,а я здесь, – она обвела взглядом кухню, – вполне на месте.

Мила Гольдина была красивой женщиной. Высокая, наверное,вровень с мужем, статная – не слишком худая и не слишком полная, очень уютная.Розово-белая, как кролик с корзиной на пузе.

Она говорила и говорила и, кажется, увлеклась, несмотря навесь холод, которым обдавала Ольгу еще двадцать минут назад.

Направляемая Ольгиными сочувственными вопросами, онадобралась до того дня и до того вечера и в конце концов заплакала, вытираяслезы рукавом свитера.

– Дело не в том, что мы каждый день созванивались илиповеряли друг другу все свои секреты. Просто мы всегда знали, что они у насесть. Ира с Сережей. А мы у них. Они ведь очень давно женаты, как и мы, хоть мыи постарше немного… Сережка всегда говорил, что таких жен, как мы с Иркой,больше в природе не осталось, они с Гольдиным разобрали последних. А нам,дурам, это приятно было… И в отпуске, знаете, мы никогда друг другу не мешали.Пили мужики у нас не шибко, больше любили на солнце лежать и ничего не делать.– Она внезапно засмеялась сквозь слезы. – Это просто даже удивительно. Они напляже могли день пролежать, не шевелясь и не разговаривая. Мы с Иркой и наэкскурсии сбегаем, и на базар сбегаем, и с детьми в какое-то там непонятноеводное поло поиграем, а эти два… лежат и лежат. Как моржи. Потом вдруг Сережкеприспичит на яхте в море идти, ну они идут, а мы остаемся. Гольдина даже наэскалаторе в метро укачивает, что уж там про яхту… Потом Гольдину приспичит вресторан, а до ресторана два часа ехать в горы. Ну, мы едем, а Мерцаловыостаются – Ирка горы не любит… Вы понимаете, да? Мы были как родные. Они нас нестесняли, мы их не стесняли… А теперь… Я даже думать боюсь, что там с Иркой. Яехать к ней боюсь, понимаете?

– Понимаю, – тихо сказала Ольга. – Понимаю. Расскажите мнепро тот вечер.

Мила вскинулась, но опытная Ольга моментально положила рукуна ее стиснутый кулачок. Это было легко. Ольга Дружинина на самом делесочувствовала Миле Гольдиной:

– Мне нужно еще раз услышать именно про вечер. Сопоставитьвсе детали. Я не буду вас мучить расспросами про… ночь. Это мы уже знаем. Восколько приехал ваш муж?

– Вы что? – спросила Мила, и лицо у нее изменилось. –Подозреваете его в чем-то?

– Нет, – искренне сказала Ольга. – Нет, успокойтесь. Япытаюсь понять, кто мог убить Сергея Мерцалова. Мы все пытаемся это сделать.

Гольдину и впрямь не было никакого резона убивать Мерцалова.За ним он прожил бы всю жизнь как за каменной стеной. Он всегда был бы вторымлицом, что вовсе не так уж плохо, как кажется многим. Ответственности меньше,простора больше, а деньгами его Сергей не обижал и вряд ли стал бы обижать вбудущем.

Сиамские близнецы, связанные общим кровообращением. Ониудачно дополняли друг друга. Дополняли, почти не затеняя. Редкое сочетание.

Теперь, оставшись в одиночестве, Гольдин вряд ли сохранитположение не то чтобы первого, но даже и второго лица. Он хороший, талантливыйврач, но и только…

– Он приехал довольно поздно, часов около… девяти, наверное.Ездил в ЦКБ, у него там операция была намечена. Потом еще в магазин заезжал, унас еды было мало, я помню, что звонила ему на мобильный, просила привестичего-нибудь. Ну, там йогуртов, сыра. Курицу… Господи, про это тоже нужнорассказывать?

– Про все, – подтвердила Ольга.

– Ну вот, он приехал, привез очень много пакетов, я сразу жестала их разбирать, а потом мы решили чай пить. Мы всегда чай пьем, когда папанам что-нибудь вкусненькое привозит. Он привез огромный торт-мороженое. Мы из-занего чуть не поругались. Во-первых, это дорого очень, такие штуки в “Седьмомконтиненте” покупать, а во-вторых, вредно. Там миллион калорий, а мы все такие…упитанные, сами видите.

– Помирились? – спросила Ольга с улыбкой.

– Да что вы, мы даже и не поругались. Так, чуть-чуть. Мыредко ругаемся. У нас полный консенсус, как и у Мерцаловых. – Мила улыбнуласьдоброй близорукой улыбкой. – Папа у нас генерал, а мы все строимся. Междупрочим, у многих хирургов в семьях так… Они не могут не командовать, им можнотолько подчиняться… Или разводиться с ними…

Она оглушительно высморкалась и спросила очень по-домашнему:

– Может, еще кофейку? Ольга согласилась.

Ольге нравилась Мила Гольдина. Конечно, она сама, ОльгаДружинина, скорее бы убила мужа сковородкой, чем стала бы его слушаться. Еслибы у нее был муж, конечно…

– Ну вот. Мы все уселись вокруг этого торта, чай я разлила,и тут Сережа позвонил. Это было, наверное, около половины десятого. ТрубкуМишка взял в холле и оттуда ее Саше принес. Ну, мы пили чай, а они поговорилиминут пять, наверное, и Саша тоже стал чай пить.

– О чем они говорили?

– Об отпуске! – не раздумывая ответила Мила. – Мы собиралисьв отпуск в ноябре. Как обычно, всем колхозом. А он что-то перерешил неожиданно.Сашка думал, что на него так перемена погоды подействовала. Ну, он Сашкесказал, что решил сейчас съездить, а в ноябре еще раз, если получится, илитогда Ира с мальчишками с нами бы поехали, а он бы в Москве остался…

– Точно об отпуске говорили? – осторожно спросила Ольга.

– Конечно, – подтвердила Мила. – Гольдин еще ему сказал: нуты даешь! Мы же с тобой только что расстались, ты ни про какой отпуск мне нислова не сказал.

– Понятно, – сказала Ольга задумчиво. – Понятно.

– Потом мы детей вымыли, уложили и сами легли.

Ну а ночью… Ира…

Она запнулась, вид у нее стал несчастный.

– Мила, – сказала Ольга проникновенно, – у меня к вам ещеодин вопрос. Только вы, пожалуйста, отвечайте так, как сейчас со мнойразговаривали – искренне и честно, ладно?

– Ладно, – согласилась Мила, снова сморкаясь в платок. – Тако чем?

– Нам очень важно знать, что связывало Сергея и Элеонору. Выведь знаете Элеонору?

Бац! Ольге показалось, что она даже слышала хлопающий резкийзвук. Раковина захлопнулась, створки сошлись так плотно, что за ними сталоневозможно ничего рассмотреть.

– Вы простите меня, пожалуйста… Ольга, – проговорила МилаГольдина с холодной принужденной улыбкой. – Я, конечно, знаю Элеонору. Но я немогу это обсуждать. Ни с кем. Это никого не касалось, кроме Сергея и его…семьи. Я уверена, что к… его смерти это не имеет никакого отношения.