этом случае помогла бы только табуретка, поскольку Сокол был выше его больше, чем на голову.

— Недавнее уведомление о теракте в Центральном парке. Нашли что-то?

Огинский сощурил глаза и нахмурился, копаясь в памяти. Не сумев найти нужную информацию у себя в голове, он включил компьютер, что шумно загудел, перебивая свист лампы. Несколько раз стукнул по клавиатуре. Он принялся вчитываться в текст на мониторе, а после поднял глаза на Сокола.

— Нет, это был ложный вызов, — Огинский подпер щеку рукой, а после помрачнел. — А в чем дело?

Сокол сел перед письменным столом на стул и облокотился на крышку стола. Впрочем, что уж ломаться, раз он изначально пришел сюда именно за этим. Насколько бы сильно Соколу не хотелось наглеть, но безопасность он ставил превыше любых принципов. Он молчал несколько секунд, а после взглянул на Огинского и заговорил тихо, но грозно, как он умел.

— Кто сообщил вам? Можешь узнать?

— Звонок был анонимный, но… — Огинский пару раз щелкнул мышкой. — Но звонящий оставил свои данные. Это был некий Герман Жуков. Ну и имечко, — он рассмеялся.

Сокол понимающе кивнул и тяжело выдохнул. Об этом Германе Жукове было ничего неизвестно, но он вечно мелькал во всех бедах Птиц. Похоже, Чиж был прав, и это всего лишь псевдоним, за которым может скрываться кто угодно. Но почему этот человек так отчаянно везде оставляет свое имя, когда этого можно избежать. Это было похоже на головоломку, в которой Птицы проигрывали в несколько ходов. Игра, где отовсюду сыплются подсказки, которые он не может разобрать. Человек по ту сторону явно хочет, чтобы его загадки разгадали, чтобы наконец-то снять эту маску и сыграть уже на чистоту, возможно, в русскую рулетку.

— Спасибо, — Сокол поднялся с места и направился к выходу.

— Постойте! Могу ли я помочь еще чем-то? Происходит что-то, о чем милиции следует знать? — Огинский подскочил с места и последовал за Соколом.

— Нет. На сегодня все, если будет что-то еще, я обязательно приду.

— Поймите правильно, — Огинский подошел ближе к Соколу. — Мне самому не по себе от всего происходящего. Я вижу, что события накаляются, как проволока. И, признаться честно, я переживаю за вас. Не хочется сидеть на ровном месте, когда у кого-то проблемы.

— Я благодарен за Вашу помощь, но мне больше не о чем Вас просить. До свидания.

Быстрым шагом он направился к «Буханке», в которой его терпеливо дожидалась Ласточка. Заметив его, она оживилась и выжидающе выпрямилась, узнавая этот негативный настрой. Сокол хлопнул дверью и скрыл лицо в ладонях, надеясь, что так он найдет ответ хоть на один вопрос, который мучает его. Голова пестрила чужими голосами, которые переходили на крик, вопрошая о том, чего он сам не знал. Он снова в тупике, снова собака, загнанная в угол дубинками. Однажды уже такое случалось. Тогда ему пришлось скалиться и, подобно дикому зверю, прогрызать путь на свободу, волоча за собой опаленные задние лапы. В той схватке он потерял не только вздымающую шерсть, что полыхнула пламенем факелов, но и частицу своей души, что когда-то поселил в другого человека. Не разбирая пути, клыки полоснули не по тем людям, и частица души обуглилась, словно уголь, а чужие пальцы заледенели тонкой коркой льда, как на осенних лужах. Он отрастил новую шерсть, зализал раны, но уголек так и остался подо льдом.

— Что сказал Огинский? — Ласточка дотронулась холодной ладонью до Сокола.

— Герман Жуков, — он посмотрел на нее. — Эта въедливая тень снова престала перед нами, — он слабо улыбнулся, стараясь придать голосу более безмятежный тон.

— Делает очередной ход, а мы все еще не знаем куда идти, — она усмехнулась и скрестила руки на груди. — Какую дорогу выбираешь ты?

— Я не знаю. Мы в тупике и нас прижимают все сильней.

— Хочешь сдаться? — Ласточка вскинула брови. — Даже не думай, пришло время отбросить страхи и предрассудки и начать думать.

Сокол помнил эти слова. Он помнил их так отчетливо, потому что именно это сказал однажды он сам. «Страхи и предрассудки» в его речи тогда были подобны безжалостной пуле, что насквозь пробила Ласточку. А теперь она возвращает ему этот должок с лихвой, растаптывая его в прах.

— Прости меня, — он сказал это так тихо, что Ласточке показалось, будто она ослышалась. — Тебе пришлось взять в руки пистолет и после этого все пошло не так. Не так как он хотел, как мы хотели.

— Его нет и это не изменить, — Ласточка отвернулась к окну и прокашлялась. — Теперь мы сами себе покровители и жизнь наших подопечных в твоих руках, так что хватит.

В конце концов, рассчитывать на искупление было опрометчиво, поскольку он собственноручно нацепил на нее эту маску, которая, по всей видимости, давным-давно намертво приросла к родной коже. Собрав силы в кулак, Сокол завел мотор «Буханки» и машина направилась в лес, к Гнезду. Дорогу уже залило водой, и поэтому приходилось вести машину аккуратнее обычного, чтобы она не встряла поперек одной из тысячи грязных луж. Машина скакала на кочках и плюхалась в воду, разбрасывая брызги по стеклу, которое дворники отчаянно пытались очистить. Ласточка права — сдаваться еще рано, и впереди главный бой, до которого предстоит дойти, доползти, но обязательно добраться, чтобы победить. Сокол сам выбрал эту бесконечную борьбу.

«Буханка» умело преодолела все препятствия, что представляла погода, и выехала на поляну в лесу, где издалека можно было посмотреть на то, как в Гнезде кишит жизнь. Сизый схватил лейку и бегал за Чижом и Сорокой, поливая их холодной водой. Щегол сидел на крыльце рядом с Глухарем и о чем-то говорил. Сокол едва заметно улыбнулся, проведя рукой по щетине на бороде. Ему было радостно от того, что его давняя мечта наконец-то воплотилась в жизни. Ласточка собралась выйти из машины, но Сокол ее остановил.

— Думаешь, он готов? — Сокол повернулся в ее сторону. — Сегодня поведу его тренировать стрельбу.

— Готов, — Ласточка спокойно кивнула. — На моих тренировках уже заметен прогресс, гораздо лучше, чем было.

Она вышла из машины, но задержалась перед тем, как закрыть дверь.

— Можешь возвращать все на круги своя. Я тренируюсь с тобой, а Щегол отдыхает.

— Рано ему еще отдыхать. Продолжайте тренировки, а там посмотрим, — Сокол снова перевел взгляд на Птиц.

— Как знаешь.

Ласточка направилась в сторону домика на поляне, а Сокол остался еще на чуть-чуть посидеть в машине. Это приятное чувство уединения, которое не сопряжено с чувством одиночества, веяло приятной невесомостью и легкостью, которую он не мог позволить себе в повседневной жизни. Хватало откинуться на