Они еще немного побеседовали, и наконец Гаррисон ушел. Онсобирался в этот вечер поужинать с Таной, но теперь решил отменить эту встречу.По телефону он объяснил, что пришла целая пачка телеграмм и ему надо на всеответить. Они встретились за обедом на следующий день, и Гаррисон честно всеизложил. Со дня смерти жены это был самый тяжелый день в его жизни. По его мрачномулицу и печальным глазам Тана сразу поняла, что не дождется хороших вестей, и,как только он начал говорить, сердце ее остановилось. Она мгновенно поняла, чтоон скажет то, что ей вовсе не хочется слышать.

— Я вчера разговаривал с Гарри, — он старался совладатьс эмоциями, — это было необходимо, ради нас обоих.

— О нас? — Она была ошеломлена, так скоро, ведьничего еще не произошло, это был невинный роман…

Гаррисон покачал головой:

— Нет, о нем, о его чувствах к тебе. Мне надо былознать, прежде чем мы зайдем слишком далеко. — Он взял ее руку и посмотрелей в глаза, и она почувствовала, что сердце ее снова растаяло. — Тана, яхочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя. Только одну женщину я любил так, кактебя, — мою жену. Но я люблю и сына и ни за что на свете не причиню емуболи, неважно, что он считает меня негодяем, я и был таким когда-то. Я женилсябы на тебе… если бы не знал о чувствах Гарри, — он больше не щадилее. — Он любит тебя, Тэн.

— Что? — Эти слова поразили ее. — Вовсенет! — Да. Он просто до смерти боится отпугнуть тебя. Он рассказал мне обизнасиловании, о том, как ты относишься к свиданиям с мужчинами. Он много летждет благоприятного случая, но я ничуть не сомневаюсь: все эти годы он любиттебя. Он сам признался. — Глаза Гаррисона были печальны.

— О господи! — Тана была потрясена. — Но яне… Я… Я не думаю, что могла бы…

— И об этом я догадывался. Но это все между вами. Еслибы он когда-либо набрался мужества открыться, тебе пришлось бы самой с этимразбираться. Но я хотел знать, что чувствует он. Как ты себя чувствуешь, язнаю, знал это и до разговора с ним. — Ее глаза наполнились слезами, и онтоже не мог скрыть слез, еще крепче сжимая ее руку. — Милая, я люблю тебябольше жизни, но если бы я сейчас отпустил повода и позволил бы себе любить тебятак, как я хочу, если бы ты согласилась, это убило бы моего сына. Это разбилобы его сердце и, может быть, разрушило бы то, в чем он сейчас так сильнонуждается. Я не могу так поступить с ним. И ты не можешь. Я действительнодумаю, что ты не можешь.

Она не сдерживала рыданий, а Гаррисон привлек ее к себе, непряча своих слез, им не надо было ничего скрывать, нигде, только перед Гарри.Но жизнь сыграла с нею самую жестокую из своих шуток: первый мужчина, которогоона полюбила, не может любить ее из-за своего сына… ее лучшего друга, которогоона тоже любит, но совсем по-другому. Конечно, она тоже не хотела причинятьвреда Гарри, но она так любит Гаррисона…

Это был мрачный вечер, наполненный слезами и сожалениями. Ивсе равно она хотела любить его, хотела спать с ним, но он не позволил ей так ссобой поступить.

— Милая, первый мужчина, который будет с тобой послетого ужасного случая, должен быть самым лучшим, достойным тебя, только твоим.

Нежно, с любовью он держал ее в объятиях, пока она рыдала, идаже чуть не заплакал сам.

Следующая неделя была самой тяжелой в ее жизни, и наконец онулетел в Лондон, а Тана ощутила себя затерянной на берегу моря. Она была сноваодна, со своими учебниками, с Гарри. Каждый день, взяв учебники, она ходила вбольницу, и выглядела она усталой, бледной, мрачной.

— Да-а, глядеть на тебя — одно удовольствие. Что стобой, черт возьми? Ты заболела?

Почти так оно и было, из-за Гаррисона, но она понимала, чтоон прав, пусть это и очень больно. Они поступили правильно по отношению к любимомучеловеку. А теперь она была с ним безжалостна, заставляя Гарри делать то, чтопредписывали врачи и медсестры, подталкивая его оскорблениями или лестью,поддерживая и поощряя его, когда это было нужно. Она не знала усталости и былапреданной сверх всякого воображения, а когда Гаррисон звонил с другого концасвета, разговаривая с ним, она чувствовала, как колотится сердце, но он неотступал от своего решения. Он пожертвовал своей любовью ради сына, и Танеприходилось с этим мириться. Он не оставил ей выбора. Или себе, хотя знал, чтоникогда не исцелится от своего чувства к ней. Надеялся только, что она сможет.У нее впереди целая жизнь и, хотелось надеяться, подходящий мужчина.

Солнце заливало комнату, где Гарри лежал, пытаясь читать. Онсмертельно устал от своего дневного расписания: час в бассейне, два часафизиотерапии. Каждый день одно и то же, надоевшее ему до чертиков. Он взглянулна часы, зная, что скоро придет Тана. Вот уже больше четырех месяцев оннаходился у Леттермана, и она приходила каждый день, приносила с собой пачкибумаг и заметок, горы книг. И почти тотчас же, как он подумал о ней, открыласьдверь и она вошла. За последние месяцы Тана похудела: она чересчур усердноучилась и все время моталась между Беркли и больницей. Гаррисон Уинслоупредлагал купить машину для нее, но она наотрез отказалась даже обсуждать это.

— Привет, детка, чувствуешь подъем? Или это звучитгрубо? — Тана усмехнулась, а он засмеялся.

— Ты отвратительна, Тэн. — Сейчас он был уже нетак щепетилен, как раньше. Пять недель назад он переспал смедсестрой-студенткой, немного «творчески», как он сказал терапевту, пришлосьпроявить некоторую изобретательность, но обоим это понравилось, и Гарри ничутьне волновало, что девушка обручена. Здесь не было и речи о настоящей любви, ион не намеревался испытывать судьбу с Таной. Она для него значила чересчурмного, как он сказал отцу, да и своих проблем у нее хватало. — Что тысегодня делаешь?

Она вздохнула и села, печально улыбаясь.

— Что я всегда делаю? Всю ночь учусь, ворошу, заполняюбумаги, сдаю экзамены. Господи, еще два таких года я не выдержу.

— Еще как выдержишь, — улыбнулся он. Она наполняласветом его жизнь, без ее ежедневных визитов он пропал бы.

— Почему ты так уверен? — Временами она сама всебе сомневалась, но как-то всегда ей удавалось продолжать. Всегда. Она непозволяла себе останавливаться. Она не могла позволить Гарри пасть духом и немогла позволить себе запустить учебу и вылететь из колледжа.

— У тебя столько упорства и решимости, как ни у кого.Ты добьешься своего, Тэн.

Стойкость, вера — вот что они давали друг другу. Когда онбывал подавлен, она орала на него, чуть не доводя до слез, заставляла егостараться делать все, что от него требовали; а когда она думала, что все,больше и одного дня не вынесет в Боалте, он придирчиво экзаменовал ее, будил еепосле короткого сна, конспектировал для нее учебники.

Неожиданно он усмехнулся:

— Да и вообще, не такое уж это трудное дело — учитьсяна юриста. Знаю, прочел кое-что из того, что ты оставила.