– Кошмар, какие бреши проделывает этот Пуппер в женскомколлективе! Самого матча еще нет, а их уже колбасит! – задумчивопрокомментировал Баб-Ягун.

Малютка Клоппик, неизвестно каким образом пробравшийся наполе, заулюлюкал с гостевых трибун. Он постепенно взрослел, недаром Сарданапалналожил на него заклинание ускоренного роста. Теперь Клоппу было на вид годачетыре, не меньше. Целыми днями он бегал по школе, показывал всем язык идразнился. Учитывая, что словарный запас был у него невелик, больше всегоКлоппик любил комбинировать местоимение «ты» с другими словами.

– Маг! – говорил ему кто-нибудь.

– Сам ты маг! – немедленно заявлял Клоппик.

– Профессор!

– Сам ты профессор! – эхом откликался малютка Клоппик иначинал метко плеваться.

Жил он в комнате у Медузии, где для него была поставленаособая непромокаемая кровать с ночником. Под кроватью у Клоппа уже стоялабанка, куда он собирал пауков, муравьев, тараканов, червей и прочую мелкуюживность, которая имела привычку расползаться, что не особенно радовалоМедузию, но очень радовало Тарараха.

– Во-во! Он раньше у меня любимым учеником был, да толькопосле того случая в черную магию ударился. А сейчас, может, сноваветеринарной магией займется! – воодушевлялся питекантроп.

– А что за случай? – допытывался Баб-Ягун, но узнатьему так ничего и не удалось.

– Забудь об этом! Кто старое помянет – тому глаз вон. Всякийошибиться может, – сурово отвечал Тарарах.

Таня теперь раза два-три в неделю обязательно заходила кФудзию. Магфордец был всегда рад ей, во всяком случае в те дни, когда никуда нетелепортировал и не воображал себя безумным Сальери. Тогда он становился опасени все время интересовался у Тани сладким голоском:

– Девочка, а ты Моцарта не видела? Нет? Тогда вот попейчайку!

– Он отравленный!

– Ненавижу умников. Столько яду вбухал, а ни одна свинья непьет! Пойти, что ли, Сарданапала угостить? – вздыхал Фудзий.

Но потом мало-помалу он приходил в норму и вновь становилсямилым и беспомощным Фудзием, который мог сколько угодно рассуждать о спящейдуше предметов, а затем красивым взмахом руки и ослепляющими искрами извлечь изстарого бронзового подсвечника белого голубя.

Недолеченная Дама готовилась к свадьбе так энергично, чтосумела даже раскачать того, кто желал ее меньше других, – поручикаРжевского. Если раньше он в основном стонал: «Я еще так юн, чтобы жениться! Яеще так недавно умер!», то теперь у него порой даже проскальзывало философское:«Что ж, человек через все должен пройти!»

Свадьба несколько раз то отодвигалась, то приближалась.Происходило это скорее потому, что Даме нравилось писать и переписыватьпригласительные билеты, чем по иным причинам. В конце концов Дама прочноутвердилась на одной дате и назначила свадьбу на тридцать первое августа. Онадаже перестала падать в обмороки, запланировав ближайший непосредственно дляцеремонии бракосочетания.

Чем ближе была эта дата, тем больше рвения проявляла Дама итем сильнее обмякал жених.

– Дорогая, ты не поправишь мне нож в спине, а то он сейчасвыпадет! Мерси! Тебе не вредно для здоровья так суетиться? – спрашивалРжевский.

– НИЧУТЬ! У МЕНЯ ОТЛИЧНОЕ ЗДОРОВЬЕ! – на подъемежизненных сил отвечала Недолеченная Дама.

– Зато у меня теперь плохое! В глазах что-то мерцает, иржать как прежде уже не ржется! – уныло говорил поручик.

Ну и Древнир с ними! Мало ли на свете женихов и невест? Вобщем и целом эти двое обещали быть отличной парой.

* * *

Как-то ближе к двадцатым числам августа, вернувшись отФудзия, Таня столкнулась в дверях с перепуганной Склеповой.

– Погоди! Не заходи туда! – крикнула Гробыня,оттаскивая ее в сторону.

– Почему это?

– У нас там какой-то жуткий тип! Я зашла, а он… Не надо,сиротка, не заглядывай! Я чуть со страху не умерла!

– А что он там делает? – спросила Таня.

– Не знаю, что делает! Ты думаешь, я спрашивала? Стоит! Язашла, а он как повернется ко мне… Лицо такое белое, глаза навыкате… Явыскочила и стала звать на помощь. Думала, он за мной побежит, а он тамостался! – Гробыня завизжала.

Она была на гране истерики.

Пол затрясся. В сопровождении циклопов к ним уже бежалиПоклеп и Сарданапал.

– Он в комнате! – крикнула Гробыня.

Внезапно дверь распахнулась, и из комнаты, вытянув передсобой руки, вышел Спящий Красавец в белом мундире. Поклеп и академик оцепенели.

Нашарив на своем пути Сарданапала, Готфрид Бульонскийбесцеремонно ощупал его лицо, оттеснил плечом Поклепа и, переваливаясь,направился по коридору к лестнице. Дорогу ему попытался преградить один изциклопов. Он занес было даже дубину, но неведомая сила отбросила его в сторону,точно куклу.

– Его надо остановить! Искрис фронтис!Пундус храпундус! – придя в себя, Сарданапал вскинул кольцо.

Две подряд искры оторвались от его перстня, но погасли, едвакоснувшись белого мундира. Академик беспомощно опустил руку.

– Как я и предполагал! Отсроченное проклятие снимает всюмагию. Он может бродить по школе сколько угодно!

– Я предупреждал вас! Без трона Древнира мы ничего не сможемему сделать. Правда, скорее всего именно его он и… – начал Поклеп Поклепыч, но,заметив с любопытством уставившуюся на него Гробыню, осекся.

– Ушки на макушке, Склепова? Давно не была напрофилактическом зомбировании? – гаркнул он.

– Я… Но я… – растерялась Гробыня.

– Вот и я думаю, что уже пора!.. Отправляйся в комнату,проверь, ничего не пропало? И ты, Гроттер, тоже!

Таня и Гробыня заглянули в комнату. Удивительно, но никакогопогрома там не было. Разве что Паж, видно пытавшийся помешать Спящему Красавцу,был сбит с подставки и лежал у стены. Шляпа с пером была надвинута ему наглазницы.

– Все на месте, Склепова? – спросил Поклеп.

– Угу, – буркнула Гробыня.

– А у тебя, Гроттер?

– Нормально. Ничего не взяли, – сказала Таня,разглядывая Черные Шторы, которые так перевозбудились, что отражали что попало.То Гурия Пуппера, то какого-то непонятного купидона в зеркальных очках, тоСпящего Красавца, шарящего по стенам и точно чего-то ищущего…

Гробыня поспешно встала напротив Штор, явно пытаясьзагородить их спиной. Это не укрылось от бдительного завуча.