Таня почти уже поймала летучую мышь, как вдруг двойные рамыаудитории распахнулись. Вместе с влажным океанским ветром в класс влетели двакупидончика с огромной корзиной цветов.

Гробыня всплеснула ручками.

– Пупперчик! Это от него, я знаю! Только он такой деликатный!Сюда, сюда, это мне! – завизжала она.

Но купидончики, трепеща крылышками, пролетели мимо нее инаправились к Тане. Таня делала страшные глаза и показывала купидончикам кулак,но глупые крылатые младенцы не понимали намеков. К тому же они явно успелиперессориться между собой, деля полученные от Пуппера в награду пирожные. Уодного купидончика распухла губа, у другого была под глазом подозрительнаясинева.

– На, держи! За конфетами после обеда залетим! –буркнули они, уронили корзину с цветами Тане на голову и улетели.

Пока Таня выбиралась из-под цветов, Гробыня тигрицейподскочила к корзине и выхватила спрятанную там открытку. На открытке,изображавшей воркующих голубков, красным маркером было написано:

«Tania, tebe, lubimaja! Skoro osen! Gurij».

С минуту Гробыня оставалась неподвижна, а потом… впрочем, яне рискну это даже описывать… скажу только, что даже в пруду у сторожкиДревнира вскипела вода.

– Как ты это сделала? – выдохнула Гробыня, когда ееярость обрела более или менее контролируемые формы и она перестала осыпать Танюсглазами и проклятиями, от которых та едва успевала блокироваться.

– Утихни, Склеп! Никто этого не хотел. Это все то твоезаклинание! Фигурку из теста вылепила я, и произнесла его тоже я. Вот ирезультат! Раньше надо было думать! – пожимая плечами, сказала Таня.

Она испытывала к Гробыне жалость, хотя та никак не былапохожа на беспомощного Фудзия да и вообще кому угодно могла дать отпор. Недожидаясь, пока Склепова вновь начнет осыпать ее искрами, она выскользнула изаудитории и закрыла за собой дверь.

Гробыня осталась одна. Плача от злости, она топтала цветы.Потом сожгла огнеметным заклинанием корзину.

– Не сработало! Этот негодяй полюбил Гроттершу! Но я этоготак не оставлю! Я применю крайнее средство! Он пожалеет, что выбрал ее, а неменя! Я… я прибегну к помощи магфии! Они достанут мне его из-под земли! –крикнула она.

Гробыня отправилась в комнату, заперлась, перевернулакровать и выдвинула потайной ящик.

– Только разболтай кому-нибудь! – пригрозила она Пажу,разворачивая скелет глазницами к стене.

Паж обиженно защелкал зубами. Мушкетерские перья на егошляпе разочарованно обвисли.

Достав из потайного ящика записную книжку, Гробыняпопыталась открыть ее, но записная книжка внезапно превратилась в крысу ипопыталась цапнуть ее за палец.

– Вот дырявая голова! Своякис маякис! – сказала Склепова,небрежно выпуская красную искру.

Крыса присмирела и вновь стала записной книжкой. Пролиставее, Гробыня наконец обнаружила то, что было ей нужно – одно из ста опаснейшихзапрещенных заклинаний. Чтобы оно не исчезло, как имеют привычку исчезатьмногие перенесенные на бумагу заклинания, Склепова ухитрилась записать егоособым ученическим шифром.

То и дело косясь на дверь, Гробыня шепотом прочитала длинноезаклинание, завершившееся словами: «Маньякус пришивакус магфиозо якудзякус!»

Полыхнула красная искра. Черные Шторы в ужасе вздулисьпузырем и тотчас опали, задрожав могильной бахромой. Сквозь приоткрытое окно вкомнату, озираясь, скользнул купидончик. Это был хмурый младенец магфиозноговида, в зеркальных очках. Лук, помещающийся в его колчане, был гораздо больше,чем у других купидонов. То же самое можно было сказать и о стрелах. Они былитакой длины, что колчан с ними свешивался гораздо ниже пухлых купидоньих ножек,слегка нарушавших общее магфиозное впечатление.

– Проблемы? – спросил младенец писклявым голосом.

– Есть заказ! – дрожа, сказала Склепова.

Купидончик молча протянул толстенькую ручку.

Гробыня достала из-под подушки фотографию Пуппера и показалаее купидону. Магфиози взял фотографию и скользнул по ней равнодушным взглядом.Склепова решила, что он не узнал Гурия, но вскоре обнаружилось, что это не так.

– Сколько? – спросил он.

– Две плитки шоколада! – выпалила Склепова.

Купидон расхохотался и вернул фотографию Гробыне.

– Не дело! Клиента хорошо охраняют. Две плитки – это ценалопухоида…

Гробыня помрачнела.

– Сколько? – спросила она.

Купидончик показал ей пять пальцев, а потом еще пять.Больше, чем до десяти, ни один купидончик считать не умеет, даже самыймагфиозный.

– Вот столько! И столько же, когда работа будет выполнена.

Склепова облегченно вздохнула. Она отбросила подушку ивручила купидончику заранее приготовленные плитки.

– Хорошо, Чума-дель-Торт тебя побери! Если Пуппер меняполюбит, ты треснешь от шоколада! – сказала она.

Купидончик ухмыльнулся и ссыпал плитки в колчан.

– Мои стрелы разят без промаха, хозяйка! Он влюбится в вас,как хмырь в тухлое мясо! Втрескается по уши! – пообещал он.

– Имей в виду: он уже заговорен на фигурку из теста и любитдругую, – предупредила Гробыня.

Купидончик поморщился с таким презрением, что с егомладенческого носа соскочили очки.

– Вы не знаете моих стрел. Три стрелы, и он вашнавеки, – заверил он.

– Только не забудь про контрольную стрелу! Все должно бытьнаверняка, – велела Гробыня.

– Без проблем, хозяйка! Я вижу, вы имеете опыт. Считайте, онуже ваш… – сказал купидончик.

Он поправил подтяжки, поднял очки и улетел, трепеща оченьмагфиозными золотистыми крылышками. Гробыня проводила его задумчивым взглядом.Потом задвинула Черные Шторы и уселась на подоконник.

– Кошмар! Я заказала Пуппера! Сама себя не узнаю. Вот чтоделает с нами, черными магами, страсть! – проговорила она.

* * *

А на другое утро, еще до того, как все собрались на завтракв Зале Двух Стихий, разразилась настоящая буря. Началось все довольно обычно:валяясь в постели, Верка Попугаева по привычке слушала зудильник, обогащаясьтемами для сегодняшних сплетен. Как всегда, занудно бубнили про курсы жабьихбородавок и зеленых мозолей и про то, что кто-то сглазил погоду надконтинентальной частью Европы, и вдруг…