К ним пришла Женя, супруга Шуры, который был в очередной длительной командировке, словно скрываясь от своих петроградских женщин. Тихо посидели втроем в задумчивом настроении, каждый гадая про себя, что готовит грядущий год.

Елисеевы начали продавать серебро и японские вещи, чтобы набрать нужную сумму на побег через Финляндию. К счастью, ученым, после того как они стали массово гибнуть от голода и холода, повысили паек, и теперь не нужно было тратить вырученные на барахолках деньги на пропитание. Степан Гроэр, сын той самой Марии Григорьевны, которую в семье назвали не иначе как авантюристкой, свел Сержа с проводниками, которые жили на станции Горской, на полпути от Сестрорецка. Кузен заверил, что этим людям можно доверять, они уже благополучно перевели его знакомых. Немаловажно было и то, что по сравнению с остальными проводниками, мзда у них была божеская.

Двоюродные братья явились к проводникам в январе договориться о деталях. Главной в группе была простая женщина лет сорока. Помогал ей молодой человек. Елисеев так и не понял, кем юноша приходится этой атаманше, ведь в хате присутствовал и ее муж, который равнодушно занимался своими делами, не обращая на ходоков ни малейшего внимания.

– Пойдем пешком по льду Финского залива, – объяснила женщина: – Проведем вас мимо фортов, через опасную зону, а верст за шесть до Териокского берега оставим, и вы пойдете одни. Всего идти верст восемнадцать.

– У меня двое маленьких сыновей… – засомневался Сергей.

– Ребятишек повезете на санках. Но сейчас с детьми идти очень холодно, погодите до середины февраля, тогда будет потеплее, а то на море уж очень зябко!

На том и разошлись.

Пошел обратный отсчет.

Неожиданно в середине февраля Сергею приказали ехать в командировку в Москву по делам Комиссариата иностранных дел. Когда он в марте вернулся домой, выяснилось, что Гроэры больше уже ждать не могли и ушли в Финляндию. С одной стороны, это вселяло надежду на успех предприятия, с другой стороны идти с родственниками было как-то спокойнее. Но теперь уж ничего нельзя было поделать. Стояла теплая весенняя погода. Снег таял. Нужно было поторапливаться. Договорились с проводниками на девятое марта.

Начались сборы. Елисеевы убрали квартиру, продали некоторые вещи и купили думские деньги. Собрали меха и детские вещи в два больших чемодана. Написали письма остающимся в Петрограде друзьям и родственникам. Манефа должна была разнести их через неделю после отъезда.

Нянька плакала ночи напролет после того, как узнала о планируемом побеге. Всей своей мудрой душой она чувствовала, что нельзя уговаривать детей остаться. Слишком уж велик был риск повторного ареста Сергея, который в этот раз мог закончиться не так благополучно. Старуха хотела бы пойти с ними, но понимала, что это невозможно. Она не смогла бы столько пройти. Да и ей ничто не угрожало в Петрограде. Манефа обладала самой что ни на есть правильной родословной класса бедняков. Поэтому каждое утро старушка вытирала слезы и помогала детям собираться.

Во вторник, надев на себя по два платья и костюма, взяв тюки и чемоданы с вещами, Елисеевы отправились на вокзал.

– Сережа, мне кажется, на нас все смотрят… – Вера сильно нервничала. Разве можно было не заметить, что она наряжена, как капуста?

– Не думай об этом. У меня такое же чувство, но, скорее всего, мы его сами себе внушаем… Главное, не нервничать, иначе патрули учуют и остановят. Тогда мы пропали!

Легче было сказать, чем сделать. Сердце Веры колотилось при виде любого милиционера или красноармейца. Всякий раз она была на грани обморока.

Наконец, они добрались до избы проводников. Однако когда со всеми пожитками ввалились внутрь, там оказался лишь муж той самой женщины-проводника. Никого больше.

– Их вчера арестовали. Я с минуты на минуту жду обыска, – заявил им мужчина: – Вам нельзя здесь оставаться!

Медлить было нельзя. Нужно было немедленно убираться. Вера чуть не плакала. Столько пережито волнений, и все напрасно. Что если их сейчас схватят? Вдруг арестованные про них расскажут? К счастью, Сергей не называл свою фамилию и адрес проводникам. Пытающуюся бежать семью не так просто было бы найти в Петрограде.

Грустные и усталые Елисеевы вернулись домой. Лишь Манефа не смогла скрыть радость, что побег сорвался.

Ночью уложили детей спать и сели у самовара.

– Сейчас, наверное, были бы уже в Финляндии…

– Сережа, что же теперь будет? Мне кажется, этот город нас никогда не отпустит…

Глава VII

I

Угрюмые январские тучи над свинцовым морем не предвещали беглецам, нашедшим приют в Крыму, ничего светлого или обнадеживающего. Бодро начав и внушив мытарям надежду на благополучное разрешение гражданского конфликта, армия Юга России теперь уступала недавно завоеванные города. В первые дни нового года, несмотря на продолжающееся сопротивление Белой Гвардии, стало появляться ощущение, что война окончательно проиграна.

Одним невзрачным вечером на Григория Григорьевича и его нового приятеля, с которым они решили выпить по бокалу крымского вина в ресторанчике на берегу, дабы приятно завершить оздоровительный моцион, напал пьяный вдрызг офицер.

– Винцо попиваете? Морским воздухом дышите? Почему не в строю?

Друзья скандалиста пытались его оттащить, но он вырывался и продолжал выкрикивать обвинения, теперь обращаясь уже ко всем посетителям ресторана.

– Трусы! Хотите, чтобы мы за вас пыль глотали и кровь проливали? – дебошир оттолкнул другого офицера, который пытался его урезонить: – Оставьте меня! Пусть знают правду! Они виноваты в нашем разгроме! Мы из-за них Родину теряем!

На последних словах из глаз офицера полились пьяные слезы. Он перестал сопротивляться и позволил товарищам увести себя. Один из его приятелей вернулся и принес обществу извинения, объясняя поведение друга драматической ситуацией – его полк был разбит, почти все друзья и сослуживцы погибли.

В зале ресторана воцарилась скорбная тишина. Мужчины избегали смотреть друг другу в глаза, как будто в глубине души они принимали, что офицер имел право корить их.

Елисеев тоже был не в своей тарелке. Ему необходимо было объясниться, пусть даже перед не самым близким ему человеком.

– Был момент, Константин Петрович, когда я чуть было не вступил в отряд Шкуро… Даже шашку купил. Стыдно признаться, он мне отказал. И совершенно резонно. Я едва выкарабкался после сердечного приступа и не выглядел бравым воякой. Признаюсь, тогда я расстроился. Даже подумывал податься к Колчаку… С Деникиным и Корниловым, даже если б он был еще жив, и иже с ними ни за что иметь дела не стал бы. Они уже один раз присягу нарушили, никогда не знаешь, что от них еще ждать… Возвращаясь к той ситуации со