В конце занятия он подошел к расстроенной ученице.

– Вера, что у тебя стряслось?

– Сережу арестовали!

– Ну вот, уже и до востоковедов добрались! Академия наук хлопочет за него?

– Да, обещали…

– Ну-ну, вытри слезы. Если что, иди к Горькому. Он многим помогает…

V

Уже вторую неделю Сергей сидел в темной сырой камере в компании других университетских коллег. Военная Выборгская тюрьма ежедневно пополнялась новыми и новыми партиями арестованных профессоров, бывших сенаторов, министров и аристократов.

Утром заключенным давали чай или советский кофе с ложкой сахарного песка в кружках, пахнущих керосином, и бурду из овса. Днем и вечером кормили супом. Каждый день выводили на получасовую прогулку.

Вечерами, устроившись на топчане, уложенном на металлическую койку, Серж боролся с тоской, которая накатывала на него мощными волнами. Спасали книги. Страницы японского романа Нацумэ Сосэки «Пока не осуществится переправа» помогали ненадолго забыть о тюремных реалиях и ниспосланных испытаниях.

И все же, в те минуты перед сном, пока Морфей еще не одурманил сознание и не перенес его на своих воздушных крыльях из мрачной Питерской тюрьмы в цветущую Японию, Сергея терзали тревожные мысли. Кого-то из профессуры уже освободили. Если б чекисты прислушались к ходатайствам академии наук и университета, он уже был бы дома… Похоже, скоро ему свободы не видать. Сергей не мог выкинуть из головы подбадривающие слова коменданта тюрьмы, бывшего матроса императорской яхты «Штандарт»: «Вы не унывайте, кого выпустим, кто посидит, кого расстреляем!». А что, если именно его и поставят к стенке? Что тогда станет с Верой и мальчиками? Все чаще и чаще стала появляться мысль, что, если ему удастся выбраться живым из этой передряги, нужно будет бежать из Петрограда. Нет никаких гарантий, что не будет следующего наступления Юденича, и их снова не возьмут в заложники. И тогда одному Богу известно, что с ними станет… Может уже и не повезти.

Допрос не добавил оптимизма. После того, как у Елисеева подробно расспросили о том, кто его отец, каков его капитал и заработок, он осмелился задать прямой вопрос:

– Почему нас арестовали?

– Чтобы расстрелять, потому что вы – заложники, – получил он такой же прямой ответ.

Порой вечером за окном камеры был слышен звук отъезжающего автомобиля. Утром на прогулке выяснялось, кого из арестованных увезли. Позже узнавали, кто из них был расстрелян.

У Сергея постоянно ныло сердце, словно от нехорошего предчувствия.

VI

За две недели три раза в камере Елисеева сменились соседи. Сначала он делил тюремную комнату с профессором Платоновым, которого довольно быстро отпустили, затем к нему подселили извозчика, который постоянно плакал и ругался. Последним соседом был военный, адъютант Корнилова.

Каждый вечер они вслушивались в гулкие шаги тюремщиков, забиравших из камер людей, которых потом увозили на том самом автомобиле, часто на расстрел. В тот день сердце Елисеева замерло от звука приближающихся шагов. Было ощущение, что коридор не имеет конца, будто с каждым шагом он становился длиннее, и все же звуки раздавались ближе и ближе. И вот прекратились у двери. Еще была надежда, что охранник пройдет дальше, в следующую камеру. Но нет, металлическим скрежетом по нервам залязгал ключ в замке.

Сергей в первые несколько секунд словно оглох от перенапряжения.

– Товарищ Елисеев? – обратился дежурный тюремщик попеременно к Сергею, а потом к генералу Клименко. Он очевидно не знал, как выглядит Сергей Григорьевич.

– Это я.

– Не раздевайтесь и не ложитесь спать.

Охранник развернулся и ушел, а ошеломленные пленники остались сидеть безмолвно.

Первым очнулся Клименко.

– Не переживайте, Сергей Григорьевич! Уверен, Вас не увезут. Если только в другую тюрьму!

Страшное слово «расстрел» не прозвучало, его избегали, но оно было рядом, пряталось под железной койкой, в темном углу у клозета. Сергею казалось, что бледная тень смерти села рядом с ним на кровать. Она была такая же молчаливая и унылая, как и постояльцы камеры.

– Чушь! Я лягу и буду спать! Если я им буду нужен, разбудят! – Серж решил, что от его «непослушания» хуже уже никому не будет. Он улегся и почти сразу провалился в тяжелую дрему.

– У Вас железные нервы! – восхитился Клименко утром.

В одиннадцать утра за Елисеевым пришел тюремщик и повел его в канцелярию.

VII

Григорий Григорьевич с Верой Федоровной мыкались по городам на юге России, не задерживаясь долго ни в одном из них, чтобы не попасть под большевиков, которые отбивали у белых то одну, то другую область. Затем красных снова выбивали, но до тех пор можно было ощутить пролетарский террор на своей собственной шкуре.

Постоянные перемещения вымотали Елисеевых. Усталость была так велика, что они готовы были осесть в любом городе, лишь бы больше не пришлось бежать.

Сердце Григория Григорьевича постепенно шло на поправку. Из Петрограда не доходили новости, и Гриша ничего не знал ни о детях, ни о внуках. Отсутствие вестей дало нервам небольшую передышку. Конечно, Елисеев все еще тревожился о близких, но дурные мысли по крайней мере ничем не подкреплялись.

Григорий с Верой решили дождаться освобождения Крыма, которое должно было состояться со дня на день и перебраться туда. Там они планировали переждать всю гражданскую войну и в конце переехать уже сразу в Петроград, как только его очистит от бандитствующего отребья белая гвардия. В начале лета 1919 войска Деникина и Колчака добивались больших успехов, вселяя самые радужные надежды в души неприкаянных изгнанников, которыми кишела Россия.

Ранним утром раздался стук в дверь квартиры, которую снимали Елисеевы. На пороге стояли красноармейцы. «Как? Когда они успели захватить город?» – удивился про себя Григорий, но вслух произнести этого не посмел.

– Одевайтесь! Вы арестованы! – приказали солдаты.

Григория бросили в темную камеру. Было сыро и холодно. Он вдруг понял, что забыл обуться. Босые ноги мерзли на грязном, каменном полу.

Сначала Гриша не мог ничего рассмотреть в темноте, но затем он увидел койку у стены напротив. На ней сидело три человека. Елисеев вглядывался в лица мужчин и вдруг с ужасом понял, что это его сыновья.

– Гуля? Сережа, Петя, это вы?

Сыновья молчали и лишь с укором смотрели на него.

– Боже святый, они вас схватили и привезли сюда? Это из-за меня? Они охотятся на Елисеевых?

Братья молчали.

Вдруг в углу камеры что-то зашевелилось. Из черноты угла к Елисееву стала приближаться белая фигура. Григорий ощутил подкатывающую панику. Сердце крохотной птахой трепетало в сжавшей его ледяной руке ужаса. Это была покойная сестра, Елизавета. Он уже слышал ее могильный запах. Она села рядом с мальчиками на