* * *

На следующий же день, злой и преисполненный намеренийнемедленно доказать неправоту Владимира Олеговича, я взялся за усиленныетренировки. Вообще-то я и раньше старался поддерживать форму, дома делалспециальную гимнастику, а в доме у Руденко не упускал возможностипопользоваться «тренажеркой» и, пока Дана ножка за ножку плелась по дорожке,подкачивал мышцы, но теперь я решил, что пришло время заняться собой всерьез ипостепенно возвращаться в боевые кондиции. Нога болела все меньше, и мнепоказалось, что время пришло.

Через неделю стало понятно, что я непростительнопоторопился. Боль в спине возникла такая, что пришлось отправиться к врачу. Привсем негативном отношении к сказанному Володей его слова все-таки заронили вмою дурную голову некоторые сомнения, и врача я выбрал другого, не того,который лечил меня в больнице.

– Да ты что, парень, – произнес он, разглядев моиснимки и прочитав бумажки, выданные мне в больнице, – какие нагрузки?Совсем с ума сошел? И думать забудь! В большой спорт ты не вернешься никогда.Даже из головы выбрось.

Я пытался спорить и что-то доказывать, врач усмехался,показывал ручкой на какие-то участки снимков и терпеливо, как недоумку,объяснял, что «вот это» и «вот это» свидетельствует совершенно однозначно: однонеудачное падение или сильный удар по спине – и я превращаюсь в беспомощногоинвалида на всю оставшуюся жизнь. Он талдычил это до тех пор, пока я неповерил.

В тот день я здорово набрался в клубе с какими-томалознакомыми мужиками, дома очнулся, обнаружив рядом с собой в постелистрашную до невозможности девицу, и на работу явился в таком состоянии, какогоу себя за последние годы и не припомню.

– Та-ак, – протянул хозяин, открыв мне дверь ипотянув носом, – все ясно. Вечер был проведен бурно. Ну пойдем, у тебяесть пять минут, чтобы выпить кофе.

Мне хотелось не кофе, а умереть, предварительно расстрелявиз гранатомета врезавшегося в меня водителя и всех врачей, вместе взятых. Но япокорно поплелся вслед за папаней в столовую, понимая, что если нельзя сделатьто, что хочется, то надо делать хотя бы то, что можно.

Легче от кофе не стало, к головной боли прибавилось еще исердцебиение, и я окончательно скис. Дана уже заглядывала к нам, давая понять,что готова заниматься, но папаня как-то не обратил на это внимания.

– Так что случилось-то? – спросил он, разглядываяменя, словно в первый раз видел. – Что праздновал?

– Себя хоронил, – буркнул я, едва ворочая языком.

– С какой радости?

– Меня обманули.

– Кто?

– Врачи. Сказали, что через полтора-два года яполностью восстановлюсь и смогу выступать. Оказалось – брехня. Ничего и никогдая больше не смогу.

– Странный ты парень, – усмехнулся МихаилОлегович. – И без всяких врачей понятно, что зарабатывать деньги такимспособом ты все равно не сможешь до самой смерти. Ну еще пять лет – этомаксимум, а потом что? Жизнь – она длинная, и кушать хочется на всем еепротяжении, а не только в молодости. Представь, что тебе сейчас не двадцатьдевять, а тридцать четыре, твое время в спорте кончилось, и что дальше? Какаяразница, когда настал момент, сейчас или через пять лет? Все равно ведь оннастал, и ты пришел в ту точку, когда надо что-то решать. Вот и решай.

Слушать такое, да еще в тяжелом похмелье, – не подарок,и очередь ожидающих смерти от моего воображаемого гранатомета увеличилась наодного человека. Чтобы не сорваться и не наделать глупостей, я встал из-застола.

– Пора заниматься, Дана ждет.

– Ну-ну. – Папаня посмотрел на меня как-тостранно, не то насмешливо, не то неодобрительно. – Иди, занимайся.

Днем, между утренними и вечерними занятиями, я валялся вконуре, сил не было даже на то, чтобы смотреть кино или предаваться своейлюбимой «стрелялке». Похоже, я впал в депрессуху. Я лежал на диване и со злымнедоумением думал о том, что у нормального человека должен быть друг, с которымможно было бы перетереть все это, выпить вместе и который подставил бы плечо. Ячто, ненормальный? Почему я лежу совершенно один и ковыряюсь в своей проблеме,а рядом никого нет? Ни друга, ни женщины. Вспомнив утреннюю «красотку»,обнаруженную в постели, я вздрогнул. Можно было бы поговорить с Артемом, нопосле того, как его перевели на работу без выходных, он стал относиться ко мнес некоторой прохладной осторожностью. Черт меня знает, вот придумаю ещекакое-нибудь занятие для Даны, график снова поменяют, и его окончательнозапрягут так, что не продохнуть. Короче, дружеских отношений, на которые ярассчитывал в самом начале и которые вроде бы уже начали складываться, неполучилось.

Часа в четыре дверь моей конуры распахнулась, и на порогевозникла Юля с подносом в руках.

– Не спишь? Дядя Миша сказал, что ты сегодня нездоров.Вот, я тебе чаю принесла.

– Стучаться надо. – Я был зол и оттого груб.

– Ой, можно подумать! У тебя что, какие-то секреты?

Она поставила поднос на столик и уселась рядом со мной накраешек дивана. Ну только этого еще не хватало!

– Я сплю. А вдруг я не одет?

– И что? Ничего нового я не увижу. У всех всеодинаковое. Давай я тебе лучше чайку налью, выпей с печеньем. Что у тебя болит?

Я лежал, вытянув ноги, а ее попка оказалась плотно прижатойк моему бедру. Нет, очаровашка ты моя, ничего у тебя не выйдет, я за своюработу держусь и идти поперек приказа хозяина не собираюсь. Зарплата дороже,тем более сейчас, когда я вообще ни на что не годен.

Собрав в кулак все имеющиеся в наличии физические силы, явывернул ноги из-за Юлиной спины и сполз с дивана.

– Я не барин, чтобы мне чай в комнату носили. Спасибоза заботу, но не нужно.

Мне казалось, что сказанного вполне достаточно и Юля сейчасуйдет. Но она, похоже, и не собиралась этого делать. Наоборот, подтянулаобтянутые узенькими джинсиками коленки и свернулась на моем диване калачиком.

– Хорошо у тебя, уютно, и диван такой удобный, –протянула она, кокетливо глядя на меня. – Не сердись. Все равно я ужепринесла чай, давай его выпьем. И печенье такое вкусное Нина испекла. Садись,чего ты стоишь?

Она похлопала рукой рядом с собой. Соблазнительно, чертвозьми. Но… нет. Все равно нет. Даже если бы не было папаниного запрета, дажеесли бы Артем не предупреждал меня о той ревности, с которой Дана относится ксвоим учителям, даже если бы Юлины формы были чуть пышнее и соответствовалимоим представлениям о женской красоте, все равно нет. Не то у меня сейчассостояние и настроение. Ничего не получилось бы.

А она все смотрела на меня, лукаво и призывно… И чего ейнадо? Я себя, конечно, люблю, и с девушками у меня проблем сроду не бывало, новсе-таки мозги, пусть и в небольшом количестве, у меня есть, и я понимаю, чтовряд ли такая девочка, как Юля, могла воспылать ко мне неземной страстью. Судяпо тому восторгу, который она не смогла как следует спрятать, когдарассказывала о своем пребывании в Никольском, интересуют ее совсем другиемужики с совсем другими перспективами. Так что ей от меня надо?