Я не счел нужным ничего отвечать, поскольку вопрос папани показалсямне чисто риторическим. Он же все видел, так чего спрашивать «что это»? Что тывидел, то и есть. Мужчина держит женщину за руку и гладит ее пальцы. Большеничего.

– Миша… Михаил Олегович… – залепетала Лена. – Мы…просто… ничего такого…

Вскочила и выбежала из столовой, едва не сбив папаню с ног.Михаил Олегович стоял и смотрел на меня в упор. Я сидел, но все остальное былотак же: я тоже смотрел на него и тоже в упор. Ну ей же богу, я не понимал, чемпровинился и провинился ли вообще.

Наконец губы его разжались:

– Прекрати это.

– Почему? – нахально спросил я.

Нет, я человек разумный и готов соблюдать все, чтополагается, если мне внятно объяснят, зачем это нужно и почему это нельзя.Инструкции, например, я выполняю и правила техники безопасности тоже, потомучто мне объяснили, зачем это нужно. И шпильки в розетку не засовываю, потомучто понимаю, что делать этого нельзя. Я даже готов понять, почему мне,безденежному и безродному парню без образования и деловых перспектив, нельзякрутить любовь с хорошенькими юными племянницами богатых людей. Но с Леной-топочему нельзя? Я хотел ясности.

– Не вздумай. – Папаня повторил формулировку,которую я уже слышал, когда речь зашла о Юле. – Не смей.

– Но почему?

Если бы я был так же настойчив в овладении знаниями, то,наверное, уже стал бы профессором или даже академиком.

– Это не обсуждается. Я так сказал.

Он шел по длинному коридору, а я стоял на пороге столовой исмотрел ему вслед. Михаил Олегович открыл дверь своего кабинета (в прошломмесяце он мне там выдавал зарплату), через минуту вышел оттуда с папкой вруках, и я сообразил, что он вернулся среди дня домой за какими-то забытымиутром бумагами. Проследовав мимо «аппендицита», где находились прихожая ивходная дверь, он вошел еще в одну комнату, откуда не выходил довольно долго.Минут пять, наверное. Неужели это комната Лены? И он не пожалел времени и сил,чтобы устроить ей выволочку? Вот бы мне послушать, что он ей говорит, может, ябы понял наконец смысл его запрета и причину неудовольствия.

Сказать, что я разозлился, – это ничего не сказать.Вместе с злостью во мне бушевало целое варево из недоумения, раздражения иразочарования. Я уже придумал себе этот день, мое воспаленное и воодушевленноеутренним свиданием воображение нарисовало мне красочную, наполненную радостьюкартину развития наших с Еленой отношений – и такой облом!

Меня настолько выбило из колеи, что я пришел в себя толькона следующий день. Занимаясь утром с Даной, я твердо решил изыскать возможностьспокойно поговорить с Еленой. В квартире это практически невозможно, значит,надо попытаться поймать ее на улице. Посадить в машину, отвезти куда-нибудь, вкафе, например, или, если получится, к себе домой, и все прояснить. Сказано –сделано. Я забросил попытки набрать физическую форму, перестал играть в свою«стрелялку» и смотреть боевики по видаку. Едва закончив занятия или вернувшисьиз стрелкового клуба, я выходил из квартиры, садился в машину и ждал. Конечно,я предвидел возможность нештатной ситуации, например, если меня кто-нибудьувидит сидящим в машине, и не один раз. Ну, на первый случай можно будетсказать, что у меня несколько дел и я пока раздумываю, с какого из них начатьи, соответственно, в какую сторону ехать. Или что жду звонка, после которогостанет понятно, куда мне направляться. Но это на первый случай. А на второй? Итретий? На всякий пожарный я отъезжал чуть в сторону и парковался в такомместе, с которого отлично просматривался подъезд дома, но где меня самого,сидящего в машине, разглядеть довольно трудно.

Ждал я примерно неделю. И дождался.

Елена вышла из подъезда. Только не из того дома, где жилиРуденко. Она вышла из дома, где жил Владимир Олегович со своей невзрачной женойМузой.

Меня отправили в нокаут. Так вот куда она бегает, когдаговорит, что просто гуляет! Вот почему она не хотела, чтобы я гулял вместе сней! И вот почему ее прогулка вместо пятнадцати минут длилась так долго. И вотв чем причина поведения папани. Он знает, что родственница его жены спит с егобратом, и ставит блок перед его соперником. Ну а как же, брат все-таки, роднаякровь.

Мысли носились в голове беспорядочно, как взвихренныйпорывом ветра песок, и мне никак не удавалось слепить из этого пескаоформленный куличик. Сорвавшись с места так резко, что чуть не сшиб капотомгуляющую с собакой тетку, я помчался домой. До вечерних занятий еще многовремени, и мне нужно как-то прийти в себя. Я метался по квартире, молотилкулаками все более или менее безвредные предметы вроде подушки или матраса,отжимался, несмотря на боль в спине, и глухо рычал.

Через некоторое время мне стало полегче. Очень хотелосьвыпить, но я понимал, что придется терпеть до вечера. Я, конечно, мужикбезбашенный в определенных вопросах, но за руль нетрезвым не сяду никогда и нипри каких обстоятельствах. Это как совать шпильки в розетку нельзя, потому чтохочется еще пожить. Не думайте, что в клубах, где я весело провожу время, я пьюисключительно воду без газа. Я пью все, что полагается, и набираюсь иногда посамое не балуйся, а потом просто плачу деньги за водителей, которые везут менядомой на моей же машине. Во всех уважающих себя клубах есть для этогоспециальная служба.

Ну, раз спиртного пока нельзя, ограничимся кофе. Песок вголове улегся, мысли потекли более упорядоченно. Елки-палки, лучше бы они этогоне делали. Потому что, едва удалось немного успокоиться, я вспомнил все, чтомне говорили про Лену. В том числе и то, что она поселилась в квартире Руденко,будучи беременной. И тут же к этой информации стали прилепляться моисобственные наблюдения. Муза Станиславовна за все месяцы, что я работаю уРуденко, ни разу к ним не пришла. Во всяком случае, я ни разу этого не видел, авот ее муж посещает семью брата регулярно. Муза – скромная некрасивая тетка,выглядящая чуть старше своих лет, неухоженная, нехоленая и безвкусно одетая;Лена молодая и очень красивая. У Владимира и Музы нет детей, потому что «тетяМуза слабенькая, очень болеет», а у Лены ребенок есть. Идем дальше: Лене явноне понравился разговор о ее родственниках, который я затеял во время поездки,она не хотела этот разговор поддерживать и постаралась побыстрее егопрекратить. При этом у нее испортилось настроение. Лариса Анатольевна относитсяк ней… да хрен ее знает, как она относится на самом деле, но только не как кродственнице, это уж точно. Они вообще друг с другом не разговаривают. А ведьмогли бы, например, об общей родне поговорить, о Костике. И финальный аккордэтой симфонии – запрет хозяина заигрывать с Еленой и вступать с ней в личныеотношения. Разве не достаточно для того, чтобы сделать совершенно однозначныйвывод? По-моему, вполне достаточно.

Итак, Владимир Олегович изменяет своей жене Музе, что дляменя казалось само собой разумеющимся. Мужики изменяют даже очень красивым имолодым женам, а уж таким-то, как Муза, – сам бог велел. Его любовницабеременна, ждет от Владимира ребенка, но развестись с Музой и жениться на Еленеон по каким-то причинам не может или не хочет, и он договаривается с роднымбратом Михаилом и его женой поселить Лену в квартире Руденко, выдав ее зародственницу Ларисы. Проверить невозможно, Лариса не москвичка, ее родни здесьнет и, видимо, не бывает. А что? Идея богатая. Любовница под боком, крыша надголовой у нее есть, еда тоже, ребеночек рождается и растет, ни в чем ненуждаясь, и счастливый папаша имеет полную возможность с ним постоянно видетьсяи принимать посильное участие в воспитании. Михаил – человек богатый иблагородный, ему денег на Лену с Костиком не жалко, как-никак Володя роднойбрат, а Костя получается родным племянником. И само собой разумеется, чтоникаких амурных похождений со стороны Елены быть не должно, у нее свой мужикесть, и сынишка от него растет.