— Да… Отмычка… — Судя по всему, отмычка была самымслабым местом в теории Чижа, и я решила прийти к нему на помощь.

— Убийца мог открыть дверь заранее. До ужина. Чижостановился, хлопнул себя по лбу и посмотрел на меня с признательностью:

— Умница! Ну, конечно же… Все пошли к озеру, кататьсяна снегоходах. Убийца мог вернуться чуть раньше…

— Или вообще не уходить, — выпалила я.

— Не уходить?

Минна! Толстуха осталась в оранжерее (восклицательныйзнак!), сославшись на то, что обожает цветы (восклицательный знак!). Сославшисьна то, что цветы — ее страсть. Сославшись на то, что она жить без цветов неможет и что у нее самой есть небольшой парничок (три восклицательных знака!!!).

А ее пребывание на кухне? Когда я вошла, она была страшнонапугана и смущена, как будто я застала ее за чем-то неприличным.

Да еще сумасшедший платок с инициалами!

— Минна! — заорала я, впившись ногтями в ладоньЧижа. — Минна. Она единственная оставалась в доме…

Вернее — в оранжерее. Потом я видела ее на кухне. И она былапрекрасно осведомлена, где хранится спиртное…

Минна, толстая завистница! Минна, мать книжных демонов,внучатая племянница маньяков и беспутная кузина идейных российских упырей!Минна, о которой уже давно молчит критика!..

— А платок с ее инициалами! Скорее всего она простоуронила его в спешке, а потом у нее не было никакой возможности вернуться…

Но мой энтузиазм несколько погас, стоило мне тольковзглянуть в грустные глаза Чижа. Зрачки его покачивались, веки дрожали, ресницывыгибались, он так хотел поверить мне! Так хотел поверить — и не мог!..

— Что-то не так, Чиж?

— Все не так. То есть теоретически это могло бы иметьместо. Но практически… Как вы думаете, сколько она весит?

— Кто?

— Минна Майерлинг.

— Откуда же я знаю. — Я вспомнила пудовые грудиМинны, ее гренадерские плечи и массивный живот. И все три ее подбородка, и дажеямочки на руках. Пожалуй, на титулованного борца сумо (прости, Ботболт!) онапотянет. — Это неэтичный вопрос.

— Какая, к черту, этика! Согласитесь, что в ней неменьше килограммов ста двадцати.

Я — исключительно из женской солидарности — промолчала.

— Она физически не смогла бы перепрыгнуть клумбу.Идемте.

Через полминуты Чиж уже тыкал меня носом в папоротники.

— Видите? Ширина клумбы примерно около двух метров. Вомне шестьдесят килограммов, и к тому же я когда-то занимался прыжками в длину.Я смогу перескочить через эту клумбу — и то, если у меня будет небольшоепространство для разбега. А Минна… Не думаю, что она умеет летать…

— Далась вам эта клумба! — Доводы Чижа былидостаточно убедительны, но почему-то вызвали во мне глухой протест. — Вконце концов, она могла просто обойти эти чертовы папоротники. И эти чертовыфлоксы.

— Не могла. Не выходит по времени.

— Ну, не обойти, так обежать.

— Все равно не выходит.

— Ну, тогда… Тогда она могла броситься напролом. Великаважность — клумба! Тем более — чужая, которую и жалеть-то смешно. Когда речьидет о такой вещи, как убийство, о такой вещи, как клумба, не вспоминают.

— Вспоминают, и еще как! С ума вы сошли, что ли! Любойсломанный цветок, любой отпечаток обуви на земле выдадут преступника с головой.

— И что — ни одного сломанного цветка?

— Ни одного. — Чиж сокрушенно развелруками. — А это невозможно. Невозможно пройти сквозь такие густые заросли,не оставив следов…

— А вы все внимательно осмотрели?

— Ну-у.., по мере возможности…

…И когда только Чиж успел так освоиться в этом огромномвлажно-зеленом пространстве?.. Мы шли вдоль невысокой стены папоротников, а онавсе никак не хотела кончаться. Бедняга Дымбрыл Цыренжапович, как же, должнобыть, тебя достала ровная как стол бурятская степь! И гнусный континентальныйклимат! Зато теперь ты можешь отрываться в персональных джунглях, и никто тебеслова не скажет…

— ..Ну вот. Мы добрались до конца, — гаркнул Чижмне на ухо. А затем посмотрел на часы. — И это заняло у нас ровнопятьдесят пять секунд.

— Господи, что такое пятьдесят секунд!

— Не забывайте: пятьдесят пять секунд туда — пятьдесят пятьсекунд обратно. Это уже минута пятьдесят. Плюс еще минута на то, чтобы успетьвзять шампанское, выскользнуть из зала и пристроить свой бокал где-нибудь подпальмой… Итого — две пятьдесят. Каким общим временем мы располагали?

— Три-четыре минуты…

— Возьмем среднее значение: три с половиной минуты. Враспоряжении убийцы было всего лишь сорок секунд. Не густо. — Чиж дажекрякнул от напряжения.

— Впритык, я согласна… Но если все делать живенько, наспринтерской скорости… — Представив себе Минну, несущуюся на спринтерскойскорости и размахивающую грудями, я прыснула.

Оператор посмотрел на меня с укоризной. Он не произнес ниодного слова, пока мы (по небольшому, не более чем в полметра, проходику) недошли до двери. И не остановились перед ней.

Площадка перед дверью была естественным продолжениемполуметрового прохода. Но сама дверь… Эта дверь стоила того, чтобы продиратьсяк ней сквозь папоротники, честное слово! Я так и не смогла определить, из чегоона была сделана: то ли липа, то ли орех. Но она как будто светилась изнутри —мягким и мудрым светом. Дверные панели были украшены довольно искусной резьбой:цветочный (опять цветочный!) орнамент. Розы сменяли колокольчики, маки сменялижасмин, пионы путались лепестками с хризантемами — и ни один изгиб, ни одна линияне повторялись! Как зачарованная я смотрела на эту резную бледно-желтую дверь —теперь она казалась мне входом в склеп.

Круг замкнулся.

Живые цветы сменили неживые — и круг замкнулся.

— Нет. — Голос Чижа среди всего этого застывшегоцветочного великолепия прозвучал слишком резко. — Ни черта не получается!

— Вы о чем?

— О том, что убийце нужно было обежать клумбу. В лучшемслучае он объявился бы на кухне вместе с Ботболтом… Либо секунд задесять-пятнадцать до него. Хватило бы этого времени, чтобы отравить шампанскоеи скрыться?

— Не знаю, — нехотя ответила я. Мне вообще нехотелось разговаривать. — Может быть, вы все усложняете, Петя? Может быть,во всем виноват Ботболт? Он самым хладнокровным образом отравил Аглаю, а потом,пользуясь всеобщим замешательством, выскользнул из зала и отключил телефон… Воти все. И забудьте о трех-четырех минутах.

— Но зачем? — простонал Чиж. — Зачем ему былоубивать популярнейшую писательницу, объясните мне, пожалуйста! Вряд ли он еечитал.