– Андреа, одумайся! Что будет, если ты наткнешьсяна нее в лифте или в приемной? Если она увидит, что ты оставила офис, она с умасойдет. Не надо рисковать. Подожди секундочку, я тебе что-нибудь принесу.

Она схватила кошелек с мелочью и убежала.Ровно через четыре секунды я увидела Миранду: она шла по коридору, направляясьв свой кабинет. Лишь только я взглянула на ее напряженное, хмурое лицо, какголод, головокружение, усталость куда-то испарились – я сорвалась с места исхватила поднос, чтобы успеть поставить его на ее стол, прежде чем она войдет вкабинет.

Я опустилась на место – в голове у менямутилось, во рту пересохло, – и тут вошла она.

Она не соизволила даже взглянуть в моюсторону, но, к счастью, не соизволила и заметить, что настоящей Эмили всекретарской не было. У меня сложилось впечатление, что встреча с мистеромРавицем прошла так себе, хотя, возможно, сказывалось ее неудовольствие тем, чтоей пришлось покинуть собственный офис и встречаться с кем-то на чужойтерритории. До сих пор во всем здании только мистер Равиц удостаивался подобнойчести.

– Ан-дре-а! Что это? Я жду объяснений, что этотакое?

Я помчалась в ее кабинет и затормозила передстолом. И здесь мы обе стояли и смотрели на то, что было – вне всяких сомнений– таким же точно обедом, как тот, что она съедала всегда, когда оставаласьобедать в офисе. Все было на месте, все стояло как положено, еда была отменной.Какого черта ей еще надо?

– Это… ну… это ваш обед, – сказала я тихо, согромным трудом изгоняя из тона сарказм – уж слишком банальным было моеутверждение. – Что-то не так?

Она едва разжала губы – но мне, в моемтогдашнем полубредовом состоянии, показалось, что она сейчас вопьется мне вгорло своими клыками.

– «Что-то не так?» – передразнила она синтонацией, в которой не было ничего моего – вообще ничего человеческого. Ееглаза превратились в щелочки, она приблизилась ко мне – она никогда не повышалаголоса. – Да, что-то не так. Что-то действительно не так. Почему, возвращаясь всвой кабинет, я должна находить на своем столе это?

Это и вправду была всем загадкам загадка.Интересно, почему, возвращаясь в свой кабинет, она должна находить это на своемстоле? Единственная отгадка, какая у меня была, заключалась в том, что часназад она сама заказала обед, – но такой ответ явно не подходил. Может, ей ненравится поднос? Да нет, она видела его миллион раз и никогда не жаловалась.Может, ей случайно дали не ту часть вырезки? Нет, и с этим все в порядке.Однажды ресторан послал ей превосходное филе – они думали, что оно понравитсяей больше, чем жестковатый бифштекс с кровью, но у нее чуть не случилсясердечный приступ. Она тогда заставила меня позвонить шеф-повару и отчитать егопо телефону – при этом стояла надо мной и говорила, что именно кричать. «Мнеочень жаль, мисс, правда, – сказал он мягко, и по голосу его чувствовалось, чтоон славный парень, – я всего лишь решил, что, поскольку миз Пристли такойхороший клиент, ей придется по душе лучшее, что мы можем ей предложить. Я невключил это в счет, но не беспокойтесь, я обещаю, что такое больше неповторится». Мне хотелось плакать, когда она велела мне сказать ему, чтоединственным местом, куда его примут на работу, будет второсортная закусочная,но я сделала это. А он извинился и согласился со мной, и с тех пор она всегдаисправно получала свой кровавый бифштекс… Значит, дело и не в этом. Япредставить не могла, в чем же еще.

– Ан-дре-а, разве помощник мистера Равица неговорил вам, что мы уже пообедали в этой убогой столовой? – спросила онамедленно, словно сдерживая нарастающее негодование.

Что?! После всей этой беготни, послепричитаний и восторгов Себастьяна, после злобных телефонных звонков и обедастоимостью в 95 долларов, после того, как я спела песенку Тиффани и накрыла настол, хотя у меня кружилась голова, а я не могла сбегать в столовую и ждала ееприхода, – после всего этого она заявляет, что уже поела?

– Нет, никто не звонил. Значит, вы не будете обедать?– спросила я, указывая на поднос.

Она посмотрела на меня так, словно япредлагала ей съесть ее собственного ребенка.

– А вы как думаете, Эмили?

Черт! Она же ведь уже научилась называть меняправильно!

– Думаю… э… что нет.

– Какая проницательность, Эмили! Я рада, чтовы так быстро схватываете. Так уберите это. И постарайтесь впредь не допускатьподобного. Это все.

В голове у меня мелькнула картина, словно кадриз кинофильма: я протягиваю руку и бросаю поднос через всю комнату, какметательный диск. Это будет хорошая встряска для миз Пристли; она раскается иизвинится передо мной за свое поведение. Но тут стук ее ноготков по столувернул меня к действительности, я подхватила поднос и осторожно вышла изкабинета.

– Ан-дре-а, закройте дверь! И не беспокойтеменя! – крикнула она. Думаю, вид роскошного обеда на своем столе при полномотсутствии аппетита и впрямь вывел ее из равновесия.

Вернулась Эмили – с баночкой диетической колыи пакетиком изюма. Предполагалось, что это должно было заменить мне обед, и,конечно, ни в том, ни в другом не было ни единой калории, ни единого граммасахара.

– Что случилось? – прошептала Эмили, увидев уменя в руках нетронутый поднос с. едой.

– О, похоже, наша милейшая хозяйка ужепообедала, – прошипела я. – Она только что устроила мне выволочку за то, что янепроницательна, недогадлива и не могу видеть ее желудок насквозь, чтобы знатьнаверняка, есть в нем что-нибудь или нет.

– Да что ты? – выдохнула Эмили. – Она орала натебя, когда ты бегала за ее обедом, а сама при этом знала, что будет есть вдругом месте? Ну и стерва!

Я кивнула. Произошло чудесное превращение:впервые Эмили приняла мою сторону, впервые не стала читать мне нотации на тему«Ты просто ничего не понимаешь». Но это было слишком хорошо, чтобы быть правдой– словно солнце блеснуло и ушло за тучи: гнев Эмили уступил место раскаянию.Наша вечная паранойя!

– Помни, о чем мы с тобой прежде говорили,Андреа. – Ну конечно, это паранойя, уже пробило двенадцать. – Она делает это недля того, чтобы обидеть тебя, она об этом и не думает. Просто при ее высокомположении трудно помнить о нуждах сотрудников. С этим не стоит бороться. Идивыброси все это. Проехали. – И Эмили с решительным видом села за компьютер. Язнала, что она сейчас думает о том, поставила ли Миранда офис на прослушиваниеи слышала ли она наш разговор целиком. Она покраснела от волнения и явносожалела о собственной несдержанности.