Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторое время помолчав, он поднял на них глаза снова.
– Людской род существует, пока существует война. В этом нет ни вашей заслуги, ни вашей вины – вы созданы так. Вы такие же звери, как и все, что населяют Землю, но вы единственные, вы так созданы, вы не можете не воевать. Волки могут, а вы нет. Тигры могут, а вы нет. Войны не опасны для человеческого рода, потому что воюют не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы побеждать. Победивший живет и наследует Землю. Есть лишь одна вещь, опасная для людского рода, та, что способна покончить с ним – идея о возможности вечного мира. Ее распространяют слабейшие – те, кто боится воевать и, главное, боится физической боли. Свою трусость они рядят в красивые одежды заботы о людях и говорят берущие за сердце слова. Если им достанется власть, они постараются объединить весь род людской в один народ, потому что знают, что воюют народы, но природа быстро посмеется над ними и они уйдут с позором. Но они смогут попробовать изменить самих людей. Кастрация всех мужчин создаст вечный мир, но можно ведь действовать и похитрее. Впрочем, довольно. Что вы поняли из моих слов?
– У человека нет ни вины, ни заслуг, – сказал немецкий офицер. – Лишь природа и случай.
– Это верно. – Вотан перевел взгляд на Вагаскова. – Ты?
Вагасков несколько мгновений молчал.
– Если мы звери, – сказал он, – то надо, по крайней мере, постараться быть такими зверьми, которые любят и оберегают друг друга.
Вотан задумчиво посмотрел на него.
– Тебе не так уж мало лет. Вспомни, так ли ты жил свою жизнь?
Миг помедлив, Вагасков опустил голову.
– Не всегда.
– Не всегда. Потому что это очень, очень трудно. Но я спрашивал тебя не об этом.
Никогда и нигде не видел я Вагаскова таким печальным. Сквозь светлое окно зала куда-то в даль, в пространство, в самый космос смотрел он. Словно что-то тайно услышав, получив оттуда, печально и твердо встретил он взгляд Вотана.
– Лишь Вечности известно, каково царство всеобщего счастья, и есть ли туда путь. Но пока мир несовершенен, нам остается лишь драться за Родину.
Несколько мгновений Вотан тяжело смотрел куда-то мимо него.
– Я уничтожил бы того, кто создал человеческий род, это вполне в моих силах, но я не знаю, кто это был, и был ли это кто-то вообще. Я дозволяю поединок. Я ухожу. Я не буду наблюдать его и мне безразличен его исход. Но если ваши намерения самим решить исход войны по-прежнему с вами, вы можете сразиться. Вы достойны. Оставайтесь здесь и ждите, пока вам принесут оружие. И прощайте.
Встав, он вышел из зала.
Стоя рядом, Вагасков и немец посмотрели друг на друга.
– Как-то мы с тобой недоговорили, – сказал немец, – жаль, теперь уже нет времени. А ведь о многом, так о многом стоило поговорить.
Мгновенье помолчав, Вагасков поднял на него глаза.
– Эвальд, – сказал он, – я узнал тебя, я тебя ценю и уважаю. Я уважаю твою смелость, твой ум, твою непреклонность, твое умение вести за собой людей. Но я убью тебя, как только получу оружие.
Словно бы рассеянно слушая его, слыша именно то, что ожидал услышать, немец посмотрел куда-то в сторону.
– В последнее время я много думал о некоторых вещах, – сказал он. – Мы, русские и немцы, оба – народы изгои. Мы слишком много думаем, вы слишком остро чувствуете. Мы – мозг этого мира, вы – его сердце. Новому миру не нужны ни сердце, ни мозги. Натравив нас друг на друга, он низведет и ослабит нас. Уничтожив и унизив нас, он возьмет частично наши мозги – так, чтобы обеспечивать себе ежедневное, возможно сытое существование, не больше, у вас… вы ему вообще не нужны. Мы – изгои мира, мы оба слишком хороши, чрезмерно, опасно хороши для него.
С шумом вновь распахнулись двери, показавшийся в них Локи, неся за плечами длинный, завязанный узлом кожаный узел, быстрыми шагами приблизился к нам. Две огромных серых собаки с внимательными черными глазами неспешно шли за ним.
Сдернув с плеча узел, Локи с грохотом бросил его на пол.
– Это мечи, – сказал он. – Вы оба дурно ими владеете, и это хорошо, значит, только ненависть и страсть определят все. – Мгновенье он смотрел на немца и Вагаскова. – Да, не чаял я увидеть вас здесь. Но что произошло, то произошло. Чего вы ждете? Разбирайте.
Нагнувшись и развязав узел, немец вытащил себе меч. Наклонившись, Вагасков вытянул оставшийся.
– Они совершенно одинаковые, – бросив взгляд на обоих, разглядывавших свои мечи, сказал Локи, – не беспокойтесь. – Немного подождав, он вновь ожидающе взглянул на них. – Правил нет никаких. Ну так что же вы? Чего вы ждете? Начинайте.
Примериваясь друг к другу, немец и Вагасков стали сходиться, послышался первый звон мечей. Приваленный чем-то необъяснимым, дальним, давящим и тяжелым, отвернувшись, слушая звон мечей за спиной, я подошел к окну. Ровная, чуть кипящая белыми бурунами синяя морская гладь была там – далеко и везде, до самого горизонта. Звон и вскрики были за моей спиной, неспособный, не в силах слушать их, долго, минуту, две, три, четыре, я слышал их. Раздался громкий звон – чей-то меч тяжело упал на гранитные плиты пола. Ничего не видя перед собой, я обернулся. Неподвижно, с мокрым черным пятном у сердца, раскинув руки, немец лежал на гранитном полу. Покачиваясь, с рассеченной шеей и чуть кровящим рукавом Вагасков стоял над ним. Полукругом, старпом и трое немцев, приблизившись, стояли и смотрели на них. Вдруг дрогнув, сорвавшись с места, обе собаки мгновенно, без звука бросились на распростертое тело и глубоко вгрызясь, тяня каждая на себя стали рвать его. Равнодушно, бесчувственно отметив их молчаливость, отсутствие лая, а лишь натужное сопенье, я понял, что это были не собаки, а волки. Деловито и остервенело, с невероятной быстротой разорвав тело на куски, выплевывая материю одежды, треща костями, молниеносно вгрызаясь и оставляя брызжущие пятна на полу, стремительно пережевывая и глотая, почти в минуту, на наших глазах они ничего не оставили от тела кроме костяной неразберихи объедков. Кровь, темнея и чуть сворачиваясь, затекала в щели между плитами.
Чуть приволакивая ногу и зажимая ладонью рану на шее, Вагасков подошел к Локи и отдал ему меч.
– И что, – с какой-то невольно выглядящей глуповатой растерянностью спросил он его, – что теперь будет?
Безразлично взяв у него меч, подобрав с пола другой, бросив оба в узел и завязав веревкой, Локи пожал плечами.
– Что… Все, как ты хотел. Вы выиграете войну.
– И… И скоро это будет?
Локи пожал плечами.
– Откуда я знаю. У войны свои законы. Но все теперь пойдет по другому пути. Когда все закончится? Не знаю. Слушай радио, читай газеты.
– Значит…
– Значит, – Локи забросил узел с мечами за спину, – значит, ты отправишься туда, откуда пришел, на свою лодку, одержавшую очередную победу – если захочешь конечно.