Выйдя из себя, он с такой силой стукнулкулаком по багажнику, что замок слабо крякнул – и крышка подскочила вверх.

Нина втянула ноздрями свежий, ледяной воздух,и в голове сразу прояснилось. Слабо ворочаясь, она неотрывно смотрела на лицо,нависшее над ней. Даже в слабом свете, доходившем сюда с поста, было видноединственное написанное на этом лице выражение: изумление. И звон тоже замолк,как бы от удивления.

– По-ро-ся-та? – тихо повторилинспектор. – Да какие ж это поросята?!

– Ну, не поросята, а свинья, –угрюмо буркнул Жека, зябко вздергивая плечи и сунув руки в карманыпальто. – Или сука, назови как хочешь. Жена сбежала от мужа, тот попросилвернуть. Везем вот к нему.

– Эй, Вадька! – закричаллейтенант. – Давай сюда! А ты вылезай, чего разлеглась, как дома надиване?

– Кончай, – негромко, зло бросилЖека. – Давай договоримся. Тут такое дело… Ты знаешь, кто ее мужик? Да онтебя…

– Не пугай, и без тебя пуганый! –хмыкнул Кулиш, бесцеремонно вытягивая Нину из багажника и помогая удержаться наподгибающихся, спутанных пластырем ногах. – А вот, может, ты какой-нибудьвахабит, нашу девку похитил и теперь выкуп за нее задумал взять? Вадька, да тыгде там спишь?!

– Какой же я вахабит, я наш,русский, – беспомощно проблеял Жека, оглядываясь.

Из машины высунулся было Кисель, но тут жескрылся.

– Девушка, ваша вещь? – галантноспросил Кулиш, набрасывая на плечи Нины куртку, предварительно охлопавкарманы. – Вон и мобильничек. Это вам звонили? Чего ж трубку не брали? Ахда…

В руках Кулиша оказался перочинный ножик.Чиркнул по пластырю, стянувшему руки Нины, склонился к ногам, запыхтел,разрезая тугие, липкие ленты…

В это мгновение глаза Жеки сузились, блеснулиненавистью.

– Я тебя все равно достану! –выдохнул он и с силой толкнул Нину, так что она схватилась за плечи Кулиша, ноне удержалась, и оба повалились на асфальт.

– Саня? Чего там? – донесся от постасонный голос. – Эй, стой! Стреляю!

Но поздно: «Волга» уже начала двигаться. Жекавскочил на переднее сиденье, неловко подбирая длинные полы своего пальто.Вспыхнули красные огоньки, и какой-то ужасный, бесконечный миг Нине казалось,что «Волга» даст задний ход – и наедет на них с Кулишом, – однакоавтомобиль со свистом рванулся вперед.

– Стой, стой! Стреляю! –Проснувшийся Вадька бежал по дороге, размахивая дубинкой, а другой рукой рвалкобуру.

– Вахабит твою мать! – Кулишподскочил, тоже рванулся вперед, вытягивая руку.

Громыхнуло раз, другой, но красные огонькипродолжали удаляться.

– Да хрен с ними, – тяжело дыша,сказал Вадька. – Давай лучше вперед на посты тревогу дадим, уже на плотинеих перехватят. Полные придурки, на что надеялись?

Постояв еще и поглядев в сгустившуюся тьму,они пошли к будочке поста.

– А что у них там было-то, я не понял? –спросил Вадька. – Чего ты к ним прицепился?

– Да ляльку везли связанную вбагажнике, – отмахнулся Кулиш. – От мужа, дескать, смылась. Ну ты испишь, тут убивать напарника будут, а тебе все дрыхнуть! Эй, а где она? Где эталялька?.. Да они что, опять ее с собой прихватили?!

Дорога перед постом была пуста.

* * *

Витек был злой-презлой, Николай старалсядержаться от него подальше, благо просторные сиденья «Фольксвагена» вполнепозволяли сидеть вольнее. Это, конечно, неплохо, что водитель так остро чувствуетсвою вину, однако совсем не обязательно, чтобы необходимым сопутствующимэлементом этой вины стала еще и острая, клиническая, можно сказать,мизантропия! Тем более что они недурно провели время в Чкаловске. Не стольавантажно, как у Родика Печерского, в его тайной забегаловке, скорее наоборот:тихо-мирно, зато Николай уже много-много лет не чувствовал себя так спокойно иуютно, как дома…

Ну, это понятно. У него ведь не было семьи, идома не было – в том смысле, какой обычно вкладывают в это понятие. Жил бобылемв квартире, оставленной ему теткой, а у родителей чувствовал себя лишним. Тамцарила семья старшего брата, вернее, его трехлетние близнецы. Для родителейНиколая существовали только внуки, им было не до младшего сына – взрослого,угрюмого, странного. Брат с женой откровенно дулись на Николая, что равнодушенк крикливым и довольно-таки противным пацанам, а главное, что живет всобственной квартире. Нет чтобы передать хоромы молодой семье, а самому ютитьсяс предками!

«Хоромы» были двухкомнатные, проходные, впанельном доме на Бекетовке. А «ютиться» приходилось в четырехкомнатной«сталинке» с огромной кухней и высоченными потолками на проспекте Гагарина.Николай прекрасно понимал, что дело не в метраже. Брата Егора дико заедало, чтотетка оставила квартиру Николаю – именно ему, обойдя старшего брата испециально оговорив в завещании условие: наследство получает только младшийСибирцев, а если на жилплощадь начинает претендовать кто-то другой, квартирауходит из семьи как выморочная. Тетка была не кровная родня, даже, строгоговоря, и не тетка никакая, а приемная дочь мачехи отца (родственные связи в ихсемье были очень смешные, будто в какой-нибудь «Санта-Барбаре»!), поэтому никтони на что не мог претендовать по закону: законом тут была ее воля. А так строгоона поступила с Егором «всего-навсего» за то, что он однажды, воспользовавшисьее отъездом на поклонение мощам Серафима Саровского в Дивеево, подобрал ключ ипривел в ее квартиру двух знакомых девиц, поскольку кровь из носу захотелосьему именно этим вечером испробовать любовь втроем. Раньше все никак неудавалось уговорить сразу двух девок, а тут все сошлось, и хотелось – ну простовынь да положь, вот только жилплощади нету. Егор потом говорил, что ему простоничего другого не оставалось, как внедриться в пустую квартиру…

А тетушка вернулась с полпути. Автобуссломался, а поскольку она была невероятно богомольной и суеверной, даженазывала себя «мирской монашкой», она и решила, что святой Серафим не желает ееприсутствия в Дивееве. И добиралась обратно на попутках, приехала в городночью, вошла в квартиру, а там…