От удара разорвались бензобаки обеих машин, иих мгновенно объяло пламенем. Николай выскочил из «Фольксвагена» и кинулся кпожару, но пригнулся, прикрывая лицо рукавом. В ушах гудело, звенело, выло…

– Сюда! – крикнул Витек, и Николайувидел, что он склонился над человеком, лежавшим посреди дороги. Водителя однойиз машин выбросило при ударе. Рыжеватая голова его была окровавлена.

Николай прижал пальцы к шее водителя, пытаясьотыскать пульс, и тут человек шевельнулся.

– Тихо лежите! – приказал Николай,вглядываясь в бледное, измазанное кровью лицо, которое почему-то показалось емузнакомым.

Мгновение человек тупо, незряче смотрел нанего пустыми светлыми глазами, и вдруг вскочил, оттолкнул так, что Николайсвалился на мостовую, и кинулся в огонь, откуда неслись дикие крики.

В машине заживо сгорал человек!

Николай взметнулся на ноги и, прикрываясьлоктем, побежал к пожару. Витек топтался рядом, тряся огнетушителем, которыйизрыгал жалкие клочья пены; от «Скорой» бежала Люба с другим баллоном, и ещекакие-то люди оказались тут – наверное, выскакивали из подоспевших машин. НоНиколай толком не видел их – видел лишь этого парня в дымящейся куртке, которыйкак безумный лез в огонь, а из горящей машины к нему тянулись тонкие руки.

Мелькнуло искаженное смертной мукой женскоелицо с пламенем вместо волос. Николай со странной, какой-то потустороннейотчетливостью разглядел руки мужчины, прикипевшие к плечам женщины, огонь,рвущийся между его пальцев. Николай рванулся вперед – помочь, но получил отпарня такой пинок, что опять не удержался на ногах и рухнул навзничь. НабежалВитек и начал заливать его пеной… Это было похоже на бред!

Смахнув едкие клочья с глаз, Николай увидел,как женщина медленно заваливается назад, в самое пламя, а мужчина, на которомкуртка уже огнем горела, падает на дорогу. Перевернувшись, Николай успелподхватить его и, слабо елозя коленями по дороге, начал отползать, волоча засобой бесчувственное, невыносимо тяжелое тело. Витек приплясывал рядом, огнетушительтеперь работал бесперебойно… Чьи-то руки помогли Николаю встать, его зачем-токолотили по плечам, а он слабо отмахивался, донельзя злой, что ему кто-то такне вовремя выражает дружеские чувства… До него не доходило, что люди простопытаются сбить оставшееся пламя: его японская куртка никак не хотела погаснуть.

Два незнакомых мужика подняли обгорелое телотого парня – его рыжеволосая голова была совершенно черной – и потащили к«Скорой». Люба пыталась открыть заднюю дверцу. Рядом оказался невесть откудавзявшийся милиционер, помог ей, потом помог втащить обгорелого человека в салони положить на полу. С носилок огромными, перепуганными глазами смотрелаВалюшка…

– Тихо, тихо. Ничего страшного, –пробормотал Николай, пытаясь улыбнуться, но, видно, это плохо получилось,потому что Валюшка скривилась и тихонько заплакала, закрыв лицо левой, несломанной рукой.

– Как она? – спросил Николай,уворачиваясь от Любы, которая обтирала ему щеки какой-то шипящей гадостью, исам тихо зашипел от едкой боли. И тут же забыл обо всем, снова кинулся к огню,бестолково крича:

– А джип? А где водитель джипа?

Пламя жирно чадило, стреляло, люди,столпившиеся на дороге, отходили подальше, на обочину.

– Ему, наверное, баранкой грудьпродавило, сразу умер, думаю, потому что он там даже не дернулся, не крикнул ниразу. Это она все время кричала…

Николай повернулся и какое-то мгновение, неузнавая, смотрел в черно-белое лицо Витька – так это он, оказывается… Надо же,и голос какой-то другой у него стал.

– Коля, Коля! – подбежала заплаканнаяЛюба. – Давай я тебе руки перевяжу. И тебе, Витенька, а то как же тымашину поведешь?

Николай и Витек разом поглядели на свои руки.Первое ощущение было, что им кто-то напялил черные перчатки. Потом пришла боль.

– Ладно, – кривясь, сказалНиколай. – Возвращаемся в Чкаловск? Как там наш пациент?

– Без сознания, но могло бытьхуже, – сдавленно сказала Люба.

Стоявший рядом милиционер сосредоточенноворошил обугленные клочья – все, что осталось от куртки того рыжеволосогопарня. Потом всмотрелся в бумажный обгорелый обрывок:

– Да он из Нижнего. Вот печать на правахвидна. Ну да, оттуда и ехал. Вот, возьмите. Это тоже его, – он сунулНиколаю что-то вроде медальона на порванной цепочке – сплошь черное, как уголь.

– Может, не будем возвращаться? –спросил Витек. – Посмотри, как он там? Выдержит дорогу? В Нижнем-то всяколучше.

– Наверное, в этом есть смысл, –кивнул милиционер. – Если хотите, я сейчас просигналю по всем постам, чтобвам дали зеленую улицу.

– Погодите, я сначала на негопосмотрю, – Николай пошел к «Скорой», взобрался неловко, сел рядом сносилками.

Валюшка смотрела на него испуганно, но уже неплакала.

– Люба, давай пощупай его хорошенько напредмет переломов, а то у меня руки все равно ничего не соображают, –сказал Николай.

Люба захлопотала над бесчувственным телом, онизредка говорил, что делать, а сам вглядывался в это обгорелое лицо, пытаясьвспомнить, откуда знает этого парня, который так самоотверженно пытался спастисвою пассажирку. Может быть, это была его жена?

И вдруг его словно ударило в сердцевоспоминанием. Этот парень… Он его знает! И знает его жену… знал.

– Ну что? – заглянулмилиционер. – Возвращаетесь или едете в Нижний?

– В Нижний, – проронил Николай, непонимая, что говорит.

– Тогда я сразу сообщу о вас по дороге.Включайте сирену. Счастливо!

Он козырнул и закрыл дверцу.

Люба склонилась к Николаю:

– Коля, тебе плохо? Останешься здесь илисядешь рядом с Витей?

Он мотнул головой. Люба еще несколькомгновений всматривалась в его лицо, потом, всхлипнув, пробралась к лежащему безпамяти человеку, сгорбилась над ним, осторожно перевязывая разбитую голову.

В это мгновение автомобиль тронулся, и завыласирена. Голос ее был как жалобный женский крик. Чудилось, женщина кричала,звала, молила о помощи, а ее так и не смогли спасти. И муж не смог. И Николай,который всегда был ей чужим… навсегда и останется…

Он закрыл лицо обгорелыми руками, привалился кВалюшкиным носилкам и замер, слушая этот прощальный, посмертный, бессильныйзов.