«Ничего, – утешил себя Гоша, – вотпоставят к стенке – так и солитер сдохнет!»

Спина вроде бы отошла маленько. Он даже смогподняться и убивать Бармина пошел не крючком согнутый, а чуть ли не строевымшагом. Шел и улыбался. Ну теперь-то его уж точно вышка ждет, теперь он неотвертится! А как поставят его к стенке, вернее, ткнут в затылок ствол, потомучто теперь убивают выстрелом в затылок, внезапно, он непременно изловчитсякрикнуть что-то вроде: «За веру, царя и Отечество!» На худой конец – «ЗаРодину, за Сталина!». Как тот Солдат кричал бы…

Но когда дошел Гоша до учителева крылечка,оказалось, что по привычке он прихватил с собой не дубину, не дрючоккакой-нибудь смертоубийственный, а все тот же выструганный из деревяшки автоматв качестве орудия убийства.

Гоша остолбенел в проулке, дивясь своейдурости и крушась, что опять дело останется несделанным, и в эту минуту вдалина шоссе замаячили приближающиеся огоньки. Машина остановилась на обочине:открылась дверца, вышла женщина, которая держала на руках что-то тяжелое, вродекак ребенка, и пошла к дому. Через мгновение автомобиль умчался в чкаловскомнаправлении, а незнакомая женщина поднялась на крыльцо, не заметив Гошу,застывшего в густой тени, и ногой стукнула в дверь, поскольку руки у нее былизаняты.

Ну, не столь она оказалась и незнакомая. Гошаее сразу узнал, как только увидел рядом с Барминым в осветившемся окошке. Этобыла его внучка Нинка, лет на пять младше Гоши. Раньше-то, до его отсидки,учительская дочка часто к отцу наезжала с девочкой, а уже выйдя из тюряги, Гошапрослышал, что дочка померла, а внучка, само собой, выросла и даже своейсобственной малявкой обзавелась. Гоша еще как-то видел ее с рыжеватым такиммужиком, надо думать, с мужем, которого она привозила деду на показ. Тогда онпамятником еще не стоял, Нина не обратила никакого внимания на пыльную и пьянуюкучу тряпья у дороги и прежнего знакомца не признала. И вот теперь Гоша смотрелна ее усталое лицо с низкими, прямыми бровями и думал: что ж теперь делать?Одно дело – придавить старого вруна в одиночку, и совсем другое… Был бы у него,к примеру, «макаров», не деревянный, как «калашников», а настоящий, можно былобы снять Бармина через окно одним метким выстрелом.

Тут Гоша отвернулся и угрюмо пошел прочь,понимая, что чудес не бывает, и даже окажись у него вдруг «макаров», в еготрясущихся руках он плясал бы как припадочный. В Бармина он бы вряд ли попал,еще задел бы Нинку или ее девчонку, а хватит небось с него невинных-то душ. Иливовсе пули пошли бы мимолетом в ночное небо…

Он задрал голову и какое-то время стоял,придерживая на затылке каску. Ах, ночь! Как вызвездило! И Грудки рассыпались вовсю красу…

Медленно проплыло воспоминание, как внезапамятные времена Бармин собирал пацанов ночью в школьном дворе и тыкалсухим перстом в небо, объясняя, что у каждого созвездия есть названияофициальные, какие на всех небесных картах обозначены, и народные, исконнорусские. Плеяды, к примеру, зовутся Волосожары или Грудки, Млечный Путь – Пояс,Моисеева дорога, Становище…

Гоша резко опустил голову. Раньше он любилглядеть на звезды, а теперь почему-то не мог долго выдерживать их взглядов. Всамую душу смотрят, сердце вынимают!

Он побрел по проулочку, заплетаясь ногами. Чтож делать-то? Идти опять в стылую-постылую избу было неохота. Гоша присел подзабором, угрюмо глядя в землю. Разве подождать, пока в доме уснут, залезть кБармину да и удавить его втихаря, не трогая остальных? Эк же принесло их невовремя! Злая судьба всяко палки в колеса поставить норовит, и жить не дает, иподохнуть мешает. Он думал, думал об этом и не заметил, как уснул.

А разбудила его боль. Конечно, всякий скажет,что для здоровья не полезно лежать на стылой осенней землице, если спинунакануне разламывало. Он замерз, а подняться не мог, так заколодело все тело.Ворохнулся, скрипя зубами, – и услышал совсем близко человечьи голоса.

Два мужика шли от шоссейки, и шаги их гулкоотдавались в землю.

– Точно, вон его дом, – сказалмолодой хрипловатый голос. – На крыше какая-то фиговина крутится.

– Тот самый, – согласился егоспутник очень похожим голосом. – И вертушка возле трубы, и крайний вдольтрассы, дальше только дачи, и крыша цинковая, вся блестит.

Гоша неслышно отпрянул в тень забора, хоронясьлунного луча, потому что, пока он спал, вышла в небо луна и светом своимпомрачила звезды. Неосторожное движение отдалось резкой болью, и Гоша сцепилчелюсти, давя стон. Он и сам не знал, почему не хотел, чтоб его заметили этидвое, которые шли к дому Бармина от машины с тихо ворчащим мотором, приткнутойвозле обочины. Примерно одного роста, оба здоровенные, что твои кони, один вкожаной, похрустывающей куртке и простоволосый, а другой запахнулся в широкое идлинное пальто, нахлобучил шляпу. До Гоши долетел слабый запах одеколона.

Везет же людям, а? Выпили только что…

«Понаехали, – мрачно подумал Гоша. –Как назло! Может, праздник какой намечается? То-то вон Нинка еще на кухнешебаршится».

Ему было отчетливо видно кухонное окошко снезадернутыми занавесками и Нинину фигуру возле раковины. Похоже, она мылапосуду.

Парни тоже заметили Нину и замерли в двухшагах от Гоши.

– Вон она! – прошипел который вкуртке. – Не спит! Повезло!

– Не кажи гоп! – был ответ, и одетыйв пальто парень шагнул к дому. – Готовься, Кисель, и гляди: еслилажанешься, я тебя заставлю рылом хрен копать, понял?

Вслед за этими словами он сделал своемуспутнику знак отойти в тень, а сам оказался под окном и дважды стукнул в негосогнутым пальцем.

Нина, которая уже пошла было из кухни,оглянулась и приблизилась к окну, щитком держа над глазами руку, потому что сосвету ей было не рассмотреть стоявшего за окном человека.

Она прильнула к стеклу, вглядываясь, потомприоткрыла форточку.

– Антон? – долетел до Гоши еенеуверенный голос, и он понял, что Нина приняла ночного гостя за своего мужа,но тут же сообразила, что ошиблась: – Ой, извините! Вам кого, КонстантинаСергеевича? Но он уже спит.

– Ради бога, простите! – негромкопроизнес мужик в пальто не прежним, хриплым и грубым, а новым, вальяжнымголосом, изменившимся до того, что Гоша даже не сразу его узнал. – Не надоникого будить, но… не найдется ли у вас чего-нибудь от сердца? Мы с женойвозвращаемся в Чкаловск, ей стало плохо, а у нас, как назло, ни валидола,вообще ничего, представляете? Нам хотя бы одну таблеточку, чтоб приступ снять.

– Где же ваша жена? – спросила Нина.

– Я ее в машине оставил.