Гоша задрал бровь. Ему было отлично виднослабо освещенный салон автомобиля. Никакой бабы там и в помине нету! Этот коньв пальто откровенно вешал Нинке лапшу на уши.

– Но если у вас нету таблеток илиопасаетесь, я пойду у кого-нибудь другого попрошу, – ночной гостьнеопределенно махнул в темноту.

– Да все спят уже, – резонновозразила Нина. – Погодите, я сейчас поищу таблетки, только, извините, явам не открою, а в окошко подам.

– Конечно, конечно! – обрадовалсямужик, и Нина ушла из кухни – наверное, искать таблетки.

Мужик обернулся к своему сотоварищу и кивнул:все, мол, в порядке. А Гоша только головой покачал: на этих парнях пробыставить негде, опытному человеку вроде него это даже и в ночной тьме видно, аНинка дура, ей надо было покрепче запирать все двери и по дедову мобильнику ментовскликать! Да пес ли с ней, Гоше-то какая печаль? Хотя просто интересно, что жебудут дальше делать братки?

Нина вернулась, держа в горсти какие-тотаблетки. Она потянулась к форточке, но, когда начала их передавать«заботливому супругу», произошло то, что и должно было произойти: руки у негооказались дырявыми, и все просыпалось на землю.

– Боже ты мой! – возопилстрадалец. – Ах я болван! Что ж делать, здесь ничего не видно! Они всеупали в грязь!

Нет, эта Нинка определенно дикошарая какая-то.Нормальный человек – вот хоть сам Гоша! – на ее месте что сказал бы? «Твоизаботы! Сам виноват!» Но это ж нормальный! А Нинка только поойкала с раззявойза компанию – и принесла ему новую порцию таблеток. Гоша уже решил было, чтосейчас земля под окошком вторично будет засеяна валидолом и всякой такойхреновиной, однако эта дурнопегая взяла и открыла целую оконную створку! И ещевысунулась:

– Держите, не рассыпьте!

И тут… Гоша моргнуть не успел, как мужик ссилой ударил ее по руке, таблетки посыпались в разные стороны, а он вцепился вее плечо и прошипел:

– Тихо! Вылезай! Пикнешь – перестреляемвсех в доме, и старика, и девчонку, поняла?

При этих словах из темноты появился «кожаный»,причем в руках у него и в самом деле зловеще мерцал ствол.

Гоша так и обмер, глядя, как Нинка мгновениестоит неподвижно, перегнувшись через подоконник, а потом, кивнув: поняла,мол, – начинает неуклюже из окна вылезать. А что еще она могла поделать?Несподручно бабе с медведем бороться, того и гляди юбка раздерется!

Этот, который при шляпе и в пальто, ейпомогал, а «кожаный» страховал каждое движение пистолетом. Но он напрасносторожился: Нинка и не помышляла бежать или звать на помощь. Двигалась как подгипнозом, и лицо ее показалось Гоше лицом спящего человека, до того оно былоспокойным.

Нет, оно было спокойным, как у мертвой!

Куда это она направилась?

Гоша представил, как Бармин проснется, увидит,что в кухне окошко нараспашку, а Нины нет. Небось подумает, что девка сбежала слюбовником, а дочку подкинула старику. Вот повертится!

Нет, Бармин небось помрет со страху. Вот ихорошо, Гоше хлопот меньше. Так ему и надо, этому старому гаду!

А ведь стыдобное затевается дело…

Нинка шла как на расстрел, каждую минутуоступаясь на неровной, бугристой тропке, хотя браток в пальто поддерживал еепод локоток. «Кожаный» топал сзади, поигрывая у ее затылка своим стволиком.Настроение у него, судя по всему, было преотличнейшее, дело казалось слаженным,и для полноты кайфа он не нашел ничего лучшего, как замедлить шаг, сунутьпистоль во внутренний карман куртки, расстегнуть штаны и оросить вонючей струейтьму у забора – и Гошу, затаившегося в этой самой тьме.

Теплые капли попали ему на лицо. Он виделструйку, бегущую по серебряному плащу – плащу Солдата.

Да вы что, сявки? Девку, как партизанку, поддулом ведете, а на Солдата… Да вы что?!

Гоша вскочил с земли, забыв о боли:

– Стоять, ётишкин пистолет!

На какое-то мгновение «кожаный» обмер, держа вруках отнюдь не «макарова», а то, что торчало у него из расстегнутых штанов икапало, будто прохудившийся краник.

– Руки вверх! – вскинул Гошаавтомат. – Оглох? Руки, говорю!

«Кожаный» медленно раскрывал рот и послушноподнимал руки. Краем глаза Гоша увидел, как парень в шляпе обернулся и тожеостолбенел при виде невесть откуда взявшейся фигуры, сплошь серебряной в ледяномлунном свете, с серебряным автоматом в руках.

– Нинка, мотай отсюда! – приказалГоша. – Гони домой, звони, вызывай ментов!

Он увидел в ее огромных, расширенных глазахсвое сверкающее отражение, и вдруг такая гордость ударила в сердце! Солдат тамбыл! Солдат!

– Уходи, говорю!

Нина дернулась было, но тот, в шляпе, успелпоймать ее за руку:

– Куда? Стоять!

– Да ты что, кургузая твоя душа? –весело сказал Гоша, медленно водя стволом автомата от одного братка кдругому. – Я те сейчас язык ниже пяток пришью и скажу, что так и было! Ану, отпусти бабу! Чай, не твоя!

– Ай-яй-яй! – без тени страхаотозвался парень в шляпе. – Ходячий памятник! Это я тебя, значит, втелевизоре видел? Что ж ты бродишь всю ночь одиноко, что ж ты девушкам спать недаешь, памятник? Ведь вам, мертвякам, стоять надо! Тогда лежи, если стоять нехочешь.

Гоша увидел, как дернулась его рука изкармана, как блеснуло что-то беззвучно в этой руке, но мгновением раньше онуспел нажать на деревянную гашетку и давил, давил, выпуская весь диск, всепатроны, он изрешетил эту сволочню, из них клочья летели, из турок поганых,ляхов, гадов-немцев, духов!..

– Круто, Жека! Прям в лоб! –изумленно сказал Кисель, недоверчиво наклоняясь над распластанной на землефигурой. – Пошел песок караулить! А я чуть не обделался, когда он вылезтут…

– Ладно, хватит кудахтать, – Жеказыркнул на Киселя так, что тот подавился словом. – Открывай багажник. Даштаны не забудь застегнуть, а то потеряешь все свое!

– Зачем багажник? Река же вон,рядом, – Кисель рвал заевшую «молнию» джинсов. – Давай прямо с моста!

– А чтоб тебе ежа против шерсти родить!Совсем одурел? Ноги делать надо! – Жека с силой толкал Нину кмашине. – А если кто-то услышал выстрел? Да скорей, скорей! Доедем доГорьковского моря, там и…