Олеся захихикала.

– Не! Алевтина Феликсовна ради доченьки впечку прыгнет. Просто Жанна дура, ей никогда на врача не выучиться! Позавчераона не сумела зачет сдать, очень легкий, по перевязкам! Там соображения многоне надо, лишь руками шевели, и то у нее не вышло. Жанка домой одна идти нехотела, меня позвала. Алевтина Феликсовна сначала расстроилась, а потом иговорит: «Ладно, деточка, освоишь науку. Олеся, ты же ей поможешь?» Жанказарыдала и убежала, а ее мама мне сказала: «Олесенька, я очень тебе благодарназа то, что ты подставляешь нашей девочке плечо. Она хорошая и не виновата впроблемах, случившихся в ее развитии. Понимаешь, мой отец… Впрочем, этонеинтересно, история давняя. Я в свое время пила много лекарств. Прием серьезныхпрепаратов сильно повлиял на мой организм, и Жанна теперь… Ну, в общем, небросай ее, а мы с Антоном Павловичем непременно поможем тебе, солнышко! УАнтона Павловича много молодых ассистентов, симпатичные юноши с большимбудущим. Вы с Жанночкой непременно устроите свое личное счастье».

Филимонова примолкла, я кивнула:

– Хороший расчет! За толерантноеотношение к дочери ее мать пообещала тебе поддержку. Отличный бонус, думаю,проблем с поступлением в вуз у тебя не будет. И жених почти найден. А что, у Жанныдействительно с головой не все в порядке? С ней никто, кроме тебя, дружить нехочет?

– Да она прямо ау, войдите! – Олесяпокрутила пальцем у виска. – За ней постоянно следить надо. Такие глупостией в башку лезут… К Жанке хуже, чем к Машке конопатой, относятся!

– Это кто?

Олеся испустила стон:

– Наше все! Мария Грибкова. Лучшаядевушка Москвы и области! Окончила школу с золотой медалью!

– Дочь Глеба Сергеевича?

– Она самая. Папашка – идиот, мамашка –сука, а доченька – дрянь!

– Похоже, ты ее очень любишь.

– Обожаю! – зашипела Олеся.

– Ладно, поехали к Бирк, – велела я.

Видно, личность Маши Грибковой давно не давалапокоя Олесе, потому что, пока мы шли к машине, усаживались в нее и ехали кЖанне, Филимонова без устали рассказывала о дочери участкового.

Маша была на несколько лет старше Олеси исчиталась в Евстигнеевке маяком, на который следовало ориентироваться молодомупоколению деревни. В школе девочка получала одни пятерки, и, заслужив аттестатс отличием, Маша легко поступила в вуз. Да не в какой-нибудь там пятисортныйинститутишко, а в МГУ, где незамедлительно стала лучшей на курсе. О мальчикахГрибкова не думала, все ее мысли были направлены на учебу. Маша была еще иидеальной дочерью. Летом она беспрекословно помогала матери на огороде, небегала по танцулькам, не требовала модной одежды, вела себя скромно, не пила,не курила, практически не пользовалась косметикой. Не так давно Глеб Сергеевичрасхвастался в магазине, сказал, что дочь пойдет в аспирантуру, напишеткандидатскую, а потом докторскую диссертацию. В общем, родил он и воспиталвеликую ученую.

В день, когда милиционера пробило нахвастовство, в очереди к прилавку стояли одни бабы, дети которых отнюдь неявлялись образцами. Представляете, каково им было слушать панегирик в адресМарии Грибковой? В конце концов Вера Расторгуева не выдержала и заявила:

– Хорошо, конечно, быть умной, но женщинеположено замуж выйти и детей рожать. В этом ее предназначение, а не вдиссертациях!

Остальные бабы радостно засмеялись, а Грибковвоскликнул:

– Так у нас скоро свадьба!

– Машка в загс пойдет? – ахнулаВера. И, забыв об осторожности, добавила: – А че я не знаю?

Грибков с укоризной зыркнул на любовницу ипояснил:

– Ну нам с матерью пока официально необъявляли, да только точно к гулянке дело катит. Есть у Маши жених, сынпрофессора.

– Врешь! – не выдержалаРасторгуева. – Почему же парень в Евстигнеевке не появляется?

– Не знаю, – пожал плечамиучастковый, – наверное, стесняется. Но я о нем справки навел: кандидатнаук, психолог, отлично зарабатывает.

– Да? – с сомнением протянулаВера. – Ну-ну…

Через неделю после беседы в магазинеЕвстигнеевка была сражена наповал. К дому Грибковых подъехала новая иномарка,из нее вылез водитель, мужчина лет тридцати, распахнул пассажирскую дверь ипомог выйти Маше. Дочь участкового держала в руках роскошный букет, а на плечаху нее красовалась новая, абсолютно не нужная в мае шубка из норки. ГлебСергеевич не соврал, его дочь оказалась не таким уж и синим чулком, отхватилазамечательного парня.

– Моя маманя прямо с ума сошла, –злилась сейчас Олеся. – Все детство мне Машку в пример ставила, а теперьваще офигела. Каждый день твердит: Маша умная, училась отлично, поэтомубогатого нашла, родителям помогает, три раза в неделю сюда наезжает, купила имтелик, стиралку, холодильник, обувь зимнюю… А я, никудышница, хорошего мужикане найду, в башке одни глупости. Стой! Приехали.

Я автоматически нажала на тормоз.

– Вот их дом. – Филимонова ткнулапальцем в двухэтажное деревянное, очень похожее на терем здание. – Жанкаболтала, ее семья тут очень давно живет.

– Олеся, – строго приказалая, – ты сейчас позвонишь в дверь и представишь меня бабушке Жанны Бирк.Если не ошибаюсь, она тоже Жанна?

– Да, – кивнула девчонка, –только их дома по-разному зовут, старуха на Муру отзывается. Уж не знаю почему,но к ней все так обращаются. Глупо, правда?

Я улыбнулась. На мой взгляд, вовсе не глупо.Чем теплее отношения в семье, тем больше милых прозвищ существует у близкихлюдей. Те, кто не испытывает добрых чувств к старшему поколению, будут говорить«бабка», «старуха» или найдут другие грубые слова. «Мура» свидетельствует отом, что пожилую даму нежно любят. Вот Дана тоже зовет свекровь Жозей, ни разуя не слышала, чтобы Гарибальди обращалась к ней официально: АнтонинаМихайловна…

– Мура так Мура, – пожала яплечами. – Главное, скажи: я привела женщину, которая пишет книгу опрошлом института, где работал Матвей Колосков. Заказ сделан серией «ЖЗЛ».

– Как? – разинула рот Олеся.

– Неважно, – отмахнулась я, –ты только познакомь меня с Мурой, и забудем о мобильном.

– Ладно, – обрадовалась Олеся иткнула пальцем в звонок.

Дверь распахнулась сразу.