Человек упал как подкошенный. Балска достаточно часто былучастником корабельных драк и уличных потасовок, чтобы знать наверняка, куда ис какой силой нанести удар. Он перевернул убитого на спину, на всякий случайеще раз ударил его кортиком и принялся методично исследовать содержимое егокарманов. Найдя несколько монет и нож с широким лезвием, он положил монеты вкарман, заткнул нож за кожаный пояс и оттащил свою жертву на обочину, подальшеот света. Затем двинулся дальше, насвистывая морскую песенку.

На следующий день ему стало значительно хуже. Головатрещала, а горло распухло так, что он едва мог говорить. Лихорадка усилилась, анасморк не прекращался. Чтобы желудок успокоился, понадобилось сделать триглотка из бутылки. Балска знал, что должен выйти и купить что-нибудь поесть, ноего тошнило при одной мысли о еде. Он еще раз глотнул из бутылки, лег нагрязную кровать и впал в забытье.

Когда Балска снова проснулся, на улице было темно, егосильно лихорадило. Он опустошил бутылку, но это не принесло ему облегчения.Тогда он трясущимися руками натянул на себя одежду, от которой шел отвратительныйзапах, и, спотыкаясь, побрел по улице к «Красной Собаке», находившейся в трехдомах от жилья, которое он снял.

– О боги, – сказал краснолицый, – да тыужасно выглядишь, дружок.

– Грог, – прохрипел Балска. – Грог.

Чтобы унять охватившую его дрожь, понадобилось девятьстаканов грога.

Балска не считал.

Когда у него кончились деньги, он, шатаясь, вышел на улицу иприкончил человека своим кортиком – добычей стали шесть мелких монет. Онпоплелся дальше и, встретив на пути толстого купца, заколол его ножом, забравкошелек. В кошельке было даже немного золота. Он вернулся в «Красную Собаку» ипил до закрытия таверны.

– Будь осторожен, дружок, – предупредилтрактирщик, вышвыривая его на улицу. – Где-то поблизости ходят убийцы, ина улицах полицейских так же много, как мух на мертвой собаке.

Балска принес к себе в комнату кувшин грога и напился добеспамятства.

На следующее утро он опять был в лихорадке и бреду и то пилгрог из кувшина, то блевал на постель.

К закату он скончался. Его последние слова были: «Мама,помоги мне».

Через несколько дней нашли его скорчившийся окоченевший труп– на лице бывшего моряка застыла отвратительная гримаса.

Три дня спустя после описываемых событий проезжавшие подороге в Мал-Гемил люди нашли труп бородатого погонщика, лежащий в канаве околофургона. Тело было неестественно выгнуто, а лицо искажено страшным подобиемусмешки. Путники решили, что ему больше не понадобятся ни мулы, ни фургон.Посоветовавшись, они сняли с него одежду и прикрыли тело сухими листьями. Затемразвернули фургон и поехали обратно в Мал-Зэт.

Через неделю после смерти Балски среди бела дня по улице шелкакой-то человек в просмоленной матросской куртке. Он бредил и держался загорло. Прошел, шатаясь, по мощеной улице футов сто, потом свалился и умер. Тем,кто видел страшный оскал его покрытых пеной губ, по ночам привиделись быкошмары.

Краснолицего владельца «Красной Собаки» нашли на следующееутро мертвым в его заведении. Он лежал среди обломков столов и стульев, которыеразломал во время агонии. Лицо его было искажено отвратительной усмешкой.

В течение дня в этом районе города умерло еще двенадцатьчеловек, завсегдатаев «Красной Собаки».

На следующий день скончались еще человек тридцать. Этовызвало беспокойство властей.

Но было уже поздно. Эпидемия свирепствовала в городе. Слуги,жившие в бедных районах города, несли заразу в дома богатых и могущественных.Рабочие – на стройки, откуда их товарищи разносили заразу в другие районыгорода. Покупатели передавали болезнь продавцам, а те, в свою очередь, –другим покупателям.

Сначала мертвых считали десятками, но к концу неделизаболели сотни человек. Дома умерших были заколочены, несмотря на крикиоставшихся внутри живых. По улицам громыхали телеги, и люди с пропитаннымикарболкой повязками на лицах собирали умерших длинными крючьями. Тела сваливалина телеги, как бревна, отвозили на кладбища и хоронили в общих могилах безвсяких церемоний. Улицы Мал-Зэта вымерли – испуганные жители прятались подомам.

Во дворце, конечно, тоже началась паника, но высокие стеныизолировали его обитателей от всего города. Однако в качестве предосторожностиимператор приказал, чтобы никого не впускали и не выпускали из дворца. Средитех, кто остался внутри, находились несколько сотен рабочих, нанятых барономВаской, главой министерства торговли, для ремонта в служебных помещениях.

Около полудня того дня, когда запирали ворота Дворца,Гариона, Польгару и Бельгарата вызвали на аудиенцию к Закету. Он сидел в своемкабинете изможденный, с запавшими глазами, склоняясь над картой столицы.

– Входите, входите, – сказал император, когдаприбывшие вошли и сели на стулья, на которые он небрежно махнул рукой. Закетустало взглянул на Бельгарата. – Вы говорили, что вам семь тысяч лет.

– Да, около того.

– Вы когда-нибудь видели эпидемию?

– Несколько раз.

– Как долго она обычно длится?

– Это зависит от болезни. Некоторые эпидемиипродолжаются несколько месяцев. Другие – пока не умрут все вокруг. Польгаразнает об этом больше меня. У нее есть опыт в медицине.

– Чтобы определить заболевание, мне нужно знать егосимптомы, – сказала Польгара.

Закет порылся в стопке документов, лежащих перед ним настоле.

– Вот. – Он достал кусок пергамента и прочел: –Высокая температура, тошнота, рвота. Озноб, обильный пот, боль в горле,головная боль. Наконец – бред и смерть.

– А как выглядят тела после смерти?

– На лицах застывает ужасная улыбка, – сообщилимператор, заглянув в бумагу.

Она покачала головой.

– Этого я и боялась.

– Что же это?

– Одна из форм чумы.

– Чумы?! – Он побледнел. – Я думал, что отнее на теле появляются пузыри. Здесь этого нет. – Он снова посмотрел впергамент.

– Существует несколько разновидностей чумы, Закет. Присамой распространенной появляются эти самые пузыри, о которых вы говорите. Придругой страдают легкие. А здесь мы имеем дело с довольно редкой и оченьзаразной формой чумы.

– Можно ее вылечить?