– Так здесь как-то не того. Туман – и одновременно прозрачени чист.

– Так это ж над оврагом туман. А в остальных местах онпрозрачен и, тык-скыть, чист.

– Да, так может быть, – авторитетно сказал Фигурин. – Оврагвнизу, там туман, а чуть повыше… Но мне лично как раз концовка кажется несовсем. Железный Феликс – это хорошо, образно, но желательно как-нибудь… ну, ябы сказал, пооптимистичнее.

– Побольше, тык-скыть, мажора? – спросил Бутылко.

– Вот именно, мажора побольше, – обрадовался Фигуринподходящему слову. – Ну там, конечно, в начале и еще больше в середине, когдавы пишете, что погиб герой, грусть нужна, не без этого. Но в то же время нужно,чтобы в целом стихотворение не наводило уныния, а звало в бой, к новым победам.Ну, можно как-нибудь так сказать, что он сам погиб, но своим подвигом вдохновилдругих, и на его место встанут тысячи новых бойцов.

– Очень хорошо! – с чувством сказал Бутылко, записывая. –Можно, тык-скыть, как-нибудь вот в таком духе:

Погиб Афанасий Миляга,

Но та-та в каком-то бою.

Я тоже когда-нибудь лягу

За Родину, тык-скыть, свою.

Так?

– Вот-вот, – замахал руками Фигурин. – Как-нибудь в этомдухе, но не лягу – у вас в стихотворении уже один лежит, хватит, а как-нибудьотомщу, мол, твоим врагам.

– Принимаю к сведению, – сказал Бутылко.

– Очень ценное замечание, – вставил Борисов.

– Ну ладно. – Фигурин посмотрел на часы. – Мне пора.Напоминаю всем: завтра в двенадцать часов. Нужно, чтобы все было спокойно иорганизованно. Побольше людей с предприятий. И обязательно слушать, кто чтоговорит. Если услышите такие разговоры, что Миляга не герой был, а совсемнаоборот, таких людей, пожалуйста, это просьба ко всем, берите на заметку ифамилии сообщите кому-нибудь из наших людей или еще лучше лично мне. Вести,значит, будете вы. – Борисов наклонил голову. – Два-три выступления здесь и два-триу могилы. Ну, и вы, значит, стихи прочтете. Но, повторяю, побольше оптимизма,так, чтобы, понимаете, после этого жить, знаете ли, хотелось, бороться.Извините, товарищи, тороплюсь.

Фигурин вышел из клуба, но направился не Туда Куда Надо, а кДому колхозника. Он шел по темной Поперечно-Почтамтской улице. Моросил дождь.Время от времени майор утирал ладонью лицо. Настроение было хорошее. Все шло поплану. В голове вертелись строчки стихов:

Но та-та в каком-то бою

Я тоже когда-нибудь лягу

За Родину, тык-скыть, свою.

«Талант, – думал Фигурин о Серафиме, – настоящий талант.Хотя что значит «Феликс железный склонился над гробом»? Железный и склонился. Аправильно, что он склоняется? Может, он всегда должен быть прямым, как стрела?»

Войдя в Дом колхозника, он справился у старухи дежурной,вязавшей за перегородкой носок, есть ли кто-нибудь в седьмом номере. Старушкапокосилась на доску с ключами и сказала:

– Есть.

Поднявшись на второй этаж и подойдя к седьмому номеру, онуслышал внутри какой-то шум и приник ухом к двери.

– Ну что, – услышал он звонкий голос, – будем играть вмолчанку? Не выйдет! Если я захочу, у меня рыба заговорит!

Фигурин, подогнув колени, склонился к замочной скважине иувидел картину, поразившую даже его. На стуле спиной к столу сидела полнаяженщина в зеленом платье, с ярко накрашенными губами. Руки ее были заложеныназад. Перед ней стоял подросток в белой рубашке. В руках он держал керосиновуюлампу, которую подносил к лицу женщины.

– Гражданин следователь, – взмолилась женщина, – я вамправду говорю, я ничего не знаю.

– Вранье! – беспощадно отрезал мальчик.

Он передвинулся, встал спиной к замочной скважине и заслонилсобой женщину. Понимая, что терять нельзя ни минуты, Фигурин открыл дверьногой.

При его появлении мальчик вздрогнул, отпрянул от женщины истоял, растерянно держа в руках лампу. Женщина тоже была смущена.

– Что здесь происходит? – строго спросил Федот Федотович,переводя взгляд с женщины на мальчика и обратно.

– Вы майор Фигурин? – спросила женщина.

– Да, – сказал он не без гордости, – я майор Фигурин.

– Клавдия Воробьева, – представилась женщина, поднимаясь. –Полковником Лужиным направлена в ваше распоряжение.

Руки она по-прежнему держала сзади.

– А этот мальчик? – спросил Фигурин.

– Мой сын Тимоша, – сказала Клавдия.

– Сын? – удивился Фигурин. – Странные у вас отношения свашим сыном.

– Вы все слышали? – Она улыбнулась.

– Не только слышал, но и видел.

– Это мы играли.

– Играли? – поднял брови Фигурин.

– Мы так часто играем, – сказала Клавдия. – Ну что тыстоишь? – закричала она на сына. – Развяжи!

Сын поставил лампу на стол и снял с рук матери косынку,свернутую жгутом.

– Фу! Даже руки затекли. – Она помахала кистями. – Дело втом, – улыбаясь, объяснила она Фигурину, – что Роман Гаврилович обещал устроитьТимошу в специальную школу, ну и я его немножко пока подготавливаю.

– А-а, – понял Фигурин. – Интересная система воспитания. Ясвоего сына тоже готовлю, но пока что не так наглядно. Молодец! – Он похлопалмальчика по плечу. – Комсомолец?

– Пионер, – сказал мальчик, потупясь.

– Молодец! – повторил Фигурин. – Далеко пойдешь. А вшколе-то хорошо учишься?

– В школе неважно, – сказала мать, и глаза ее сталипечальны. – Особенно по арифметике и по русскому. Ну никак они ему не даются.Да и то сказать, без отца растет. Был бы папка, когда бы ремнем выдрал, когдатак поговорил, а меня же он не боится. Ишь, паразит какой! – неожиданновозбудилась она. – Я вот тебе покажу! Будешь плохо учиться, Роман Гавриловичтебя никуда не возьмет.