Генерал оказался авиационный, настоящий орел: хотьмаленького роста, но ладный, подтянутый, в желтых перекрещенных ремнях и сзолотой звездой на груди.

Не веря своим глазам, Егор вылупился на курносое лицо героя.

– Петька… Петька, ты?!

Сомнений быть не могло. Кто еще кроме Петьки Божко такпотешно морщил переносицу, так по-петушиному покачивался с каблука на носок. Тоесть, это раньше, в училище, казалось, что по-петушиному а теперь, пригенеральских лампасах и со звездой Героя Советского Союза, Петькина раскачкасмотрелась вальяжно, даже величественно.

Вот это да!

С тех пор, как бывшие соученики и сослуживцы расстались(Петька отправился в Испанию, Дорин – в Школу особого назначения), они ни разуне виделись. Писем тоже не писали. Из Испании это, наверно, было непросто, акурсанту ШОНа переписываться со знакомыми вообще запрещалось. В общем, потерялидруг друга из виду. В позапрошлом году Егор видел в «Красной звезде» приказ онаграждении летчиков за бои с японцами на Халхин-Голе, была там и фамилиякапитана П.Божко. Позавидовал, конечно, но не очень сильно, ибо в ту порусостоял на интересной работе, в Немецком отделе, и не подозревал, что отделскоро расформируют, а сам он загремит в спортклуб, кулаками махать.

Но одно дело капитан-орденоносец, и совсем другое генерал.Герой Советского Союза! Петька был летуном классным, как говорится, от Бога, ивсё же это походило на сказку.

Божко сощурился, вглядываясь в потрепанную физиономиюзабулдыги.

– Егорка? Егорка Дорин? Ёлки-моталки, не может быть!

Хотел обнять, но втянул носом воздух и передумал.

– Ну, у тебя видок. Никогда бы не подумал, что нашперец-колбаса может спиться. Или случилось что?

– Ты генерал-майор? – тупо спросил Егор, завороженно глядяна ромбы. – Как это?

– Да так, – довольно расхохотался Божко. – После Халхин-Голаиз капитанов через звание скакнул. Подполковников тогда еще не ввели, так япрямо в полковники угодил. Повезло! У меня тогда на личном счету уже 12самолетов было. В Финскую сбил еще шесть, дали героя. А после истории с«юнкерсом», как всё наше начальство пересажали, назначен замкомандующего ВВСКиевского округа. Ромбы вдогонку кинули, только что. Опять мне повезло. Полгодабы назад – и был бы один ромб, а теперь комбригов больше не дают, так мне сразудва повесили. Как Наполеон, ёлки-моталки – в 24 года генерал, а?

– Здорово! – восхитился Дорин. – А что за история с«юнкерсом»?

Петька удивился.

– Не слыхал, что ли? Вся Москва про это болтала. Хотя вгазетах, конечно, не было… – Он оглянулся на милиционеров, на зевак. – Поедем –расскажу. Только я тебя, засранца, в таком виде в машину не пущу. Мне еетолько-только выдали, новенькая. Не автомобиль – мечта. Эй, милиция, тут сортиргде-нибудь есть?

– Так точно, товарищ генерал, в конце бульвара имеетсяобщественный туалет, – отрапортовал постовой.

– Пойдем, Егорка, хоть умоешься. А то тебя ни обнять, ниобнюхать. Эй, Стеценко, я знаю – у тебя в багажнике и кожан имеется, и сорочка,и галифе запасные. Давай-давай, не куркулься!

Петька забрал у шофера сверток с одеждой, потащил Доринавниз по бульвару, к домику уборной.

Всё время, пока Егор натирался огрызком общественного мыла исверху донизу обливался холодной водой, новоиспеченный генерал трещал безумолку

– Как же ты про «юнкерс» не знаешь? У нас вся авиация наушах стоит. Три недели назад, прямо на аэродром у стадиона «Динамо», среди беладня, вдруг опускается «Ю-52», транспортный. Представляешь? Ни пограничники егоне засекли, ни ПВО, ни наземное наблюдение. Пилот-немец порет чушь – типа, наспор вызвался. Но дело не в пилоте. Так осрамиться перед фрицами! Они и такпринюхиваются, где у нас оборона послабже. Что ни день разведчики над границейчешут. А тут «юнкерс» запросто профигачил пол-страны и сел чуть не на Краснуюплощадь. А если б это бомбардировщик был, да по Кремлю шандарахнул? Шухерначался, мама родная! Вся верхушка загремела, с музыкой. За халатность,разгильдяйство и подрыв престижа советских ВВС. У нас ведь знаешь как – еслиначнут рубить, то под корень. Много хороших командиров сняли, большинствовообще ни при чем. Но зато молодой смене зеленая улица. Мне вот подфартило.

И Петька, задрав коленку, любовно похлопал себя по голубомулампасу.

К Киевскому Особому военному округу приписано десятьавиадивизий! Какой из тебя к лешему замкомандующего, хотел сказать ему Дорин.Однако промолчал – очень уж большая у них с Божко теперь образоваласьдистанция.

– Ты чего квасишь-то? – спросил Петька. – Из армии поперли?

Егор помотал намыленной головой.

– Служишь? Это хорошо. А в каком звании?

– Лейтенант.

Про то, что «госбезопасности» прибавлять не стал.

– Эх, – расстроился Петька. – Какого летчика зажимают. Тыхоть летаешь или на штабной?

– Не летаю. Слушай, а какое сегодня число?

– Та-ак. Допился. 12-ое.

– А какого месяца?

Круглое лицо генерал-майора посерьезнело.

– Я смотрю, Егор, ты вообще в штопоре. Запойный, да? Поэтомуи к полетам не допускают? Двенадцатое июня сегодня. И, добавлю на всякийслучай, 1941 года.

Только 12 июня? Значит, он просидел, то есть пролежал вподвале всего четыре недели. Думал, гораздо дольше…

– Выкинь к черту, – брезгливо показал Божко на трусы имайку. – Надевай штаны прямо на голую задницу, всё лучше будет… Ну вот, теперьможно и обняться.

Обнялись, крепко.

– Я тебя в человеческий вид верну, – пообещал старыйприятель, хлопнув Дорина по плечу. – Только ты мне слово дай, что с пьянкойзавяжешь. Лады?

– Лады, – пожал Егор протянутую руку.

– Ни капли? Честное слово?

– Честное.