Через несколько минут на столе появилась папка – личное делосержанта госбезопасности Петракович Ираиды Геннадьевны, 1913 года рождения,сотрудницы отделения НН (наружное наблюдение). С карточки на Егора смотрелихорошо знакомые глаза, только не враждебно прищуренные, как в подвале, аиспуганно вытаращенные – именно так обычно глядят на фотографа в моментвспышки.

– Артистка, – заметил Октябрьский по поводу снимка. –Дурочку валять умеет.

Дело пролистал наскоро, без интереса, и захлопнул.

– Ладно, легендой мы потом займемся. Что скажешь про нее,Людвигов?

– Да плохого ничего, непосредственным руководствомхарактеризуется положительно. Универсалка – это, сам знаешь, редко бывает:может под студентку работать, под колхозницу, под дамочку. Тебе лучше сначальником отделения потолковать, – хмуро ответил майор. – У меня несколькосотен сотрудников. А она точно шпионка?

– Ты про это вон у Дорина спроси, – подмигнул Егору шеф. –Чего она там с тобой на койке делала, пока ты связанный лежал? Ладно-ладно,после расскажешь. Давай, Людвигов, зови свою красотку. Будем ее брать.

– А может, лучше установить слежку, выявить контакты? –рискнул предложить Дорин.

Октябрьский почему-то взглянул на часы, мотнул головой.

– Брать. И сразу трясти. Каждая минута на счету.

Людвигов уже набрал номер, буркнул в трубку:

– Стенькин? Сержант Петракович твоя сотрудница? … Она наместе? … Пришли-ка ее ко мне… Да нет, не по службе. У меня тут парторг сидит.Есть мнение твою Ираиду к работе в стенгазете привлечь… Ага, пускай дует сюда,да поживей.

Егору шеф велел встать за большим несгораемым шкафом, самвынул из кобуры пистолет, сунул сзади за ремень. Майор тоже приготовился –спрятал свой ТТ под газету.

– Ничего, с одной бабой как-нибудь справимся, – резюмировалОктябрьский.

Минуту спустя в дверь постучали, и голос, от которого уДорина непроизвольно сжались кулаки, спросил:

– Товарищ начальник, вызывали? Сержант Петракович. Разрешитевойти?

– Входи, Ира, входи, – добродушно поманил ее Людвигов,откидываясь на спинку стула.

Майор совершенно переменился. Нервозности как не бывало,лицо так и лучилось мягкой улыбкой.

Вассер-Петракович взглянула на незнакомого командира,вытянулась по стойке «смирно». Дорина не заметила – он оказался у нее сзади.

Есть на свете справедливость, думал Егор, глядя на прямуюспину своей мучительницы.

Октябрьский с любопытством разглядывал молодую женщину. Рукидержал сзади – должно быть, на рукоятке.

– Bleiben Sie stehen, Wasser, – медленно произнес он. –Endlich treffen wir uns. [11]

Егор приготовился броситься на шпионку, скрутить ей руки, ноПетракович не шелохнулась.

– Извините, товарищ старший майор, – удивленно скачала она.– Это по-немецки? Я на курсах польский учила.

Шеф чуть повел подбородком в сторону Дорина – тот понял.

Вышел из-за сейфа, прошептал (говорить не мог – горлоперехватило).

– Ну здравствуй, сука!

Она дернулась в его сторону, и тогда, пока не опомнилась, онкрепко взял ее за кисти рук, а ногами наступил на носки сапог, чтоб небрыкалась.

Глаза Вассер полезли из орбит, челюсть отвисла – любо-дорогопоглядеть. Узнала погорельца.

Шеф подошел сзади, быстро обшарил арестованную, прощупал швыи воротник.

Женщина не мигая смотрела Егору в глаза, зрачки остекленели.Все ее тело тряслось крупной дрожью.

– Всё, майор, – приказал Октябрьский хозяину кабинета. – Вымне больше не нужны.

Людвигов безропотно вышел.

Тогда шеф снова обратился к шпионке:

– Wir sollten keine Zeit verlieren. Wollen wir reden? [12]

Ох как хотелось Егору, чтобы Вассер задергалась, попробоваласопротивляться. Уж он бы ей показал пару-тройку болевых приемов, не посмотрелбы, что женщина. Тем более никакая она не женщина, а ядовитая фашистскаягадина.

Даже нарочно хватку ослабил, чтоб могла вырваться.

Но Вассер стояла неподвижно, обмякнув всем телом. Уже и недрожала. Будто окоченела.

Допрос происходил здесь же, в кабинете начальника 3-гоотдела. Октябрьский не стал тратить времени на конвоирование арестованной вследственный корпус – просто вызвал оттуда стенографиста и двух специалисток поличному досмотру.

Шпионку раздели донага и обыскали уже не наскоро, а какположено, но тайников ни в одежде, ни на теле не обнаружили.

Церемониться не стали – мужчины из комнаты не выходили и неотворачивались. Егор смотрел на голую Вассер в упор, всем своим видомдемонстрируя, что она для него не человек, а мерзкая, склизкая гадина. Знал,что мстительность чувство недостойное, но все равно было приятно. Октябрьскийтоже не сводил с задержанной глаз, но и старшего майора явно интересовали неженские прелести. Прикидывает, чем пугать, догадался Дорин.

Вопросы шеф начал задавать еще до того, как арестованнойпозволили одеться, и с этого момента допрос прерывался всего однажды. Вполовине одиннадцатого Октябрьский позвонил в приемную Наркома, сообщил, гденаходится, и попросил немедленно дать знать, как только вернется Сам.

С точки зрения Егора, Вассер вела себя неумно, во всякомслучае для агента такого уровня.

По-немецки говорить отказалась, утверждая, что не знаетязыка.

На вопрос про настоящее имя, ответила «Ираида ГеннадьевнаПетракович».

Когда спросили, с какого времени является сотрудницейАбвера, стала клясться, что советская патриотка и член КИМ.

Заявила, что Егора никогда раньше не видела. Что ее с кем-топерепутали. Что она награждена двумя почетными грамотами за успехи в борьбе с врагамисоциалистического отечества.

В конце концов у старшего майора лопнуло терпение.