Руководитель советского государства считал германскогорейхсканцлера выдающимся стратегом и в беседах с Наркомом неоднократновосхищался тем, как ловко Фюрер использует свое географическо-политическоеположение, а также главный козырь Вермахта – исключительную мобильность. Немцамодинаково удобно сделать бросок и на Восток, и на Юг. Сортируя поступающую изБерлина информацию, Вождь сам определял, что в ней заслуживает доверия, а чтонет. Так, неделю назад Октябрьский получил из Кремля расшифровку агентурногоразведдонесения, в котором сообщалось, что в ставке Фюрера существует двефракции, антибританская генерала Гальдера и антисоветская фельдмаршала Кейтеля,каждая из которых пытается склонить Гитлера на свою сторону, так что вопрос онаправлении удара пока остается открытым. Это место было обведено знаменитымсиним карандашом, на полях приписано: «Как в ставке микадо!», а внизу ещеимелась и резолюция:

«Т.т. НК обороны, ВМФиГБ: Ни в коем случае не провоцироватьнемцев! Не лить воду на мельницу шайки Кейтеля!»

И тем не менее, взвесив и проанализировав весь объем данных,Октябрьский пришел к выводу, что немцы свой выбор уже сделали. Удар будетнанесен на Восток, причем в течение ближайших двух недель.

Об этом он и докладывал Наркому минувшей ночью.

За окнами спал огромный город, маятник стенных часовбесстрастно отмахивал секунды, на столе перед Наркомом дымился, а потомперестал дымиться нетронутый чай.

Старший майор говорил сдавленным от волнение голосом, то идело вытирал платком бритый череп. На лбу у Наркома тоже блестели капли пота.По тому, как редко Сам перебивал докладчика вопросами, было ясно: с выводамисогласен. Да и вопросы были не скептические, а уточняющие.

Сначала Октябрьский изложил тщательно проверенную иотсеянную информацию, поступившую из трех наркоматов – госбезопасности, внутреннихдел и обороны, от коминтерновских товарищей, из сотни иных источников. Излагалбез подробностей и деталей, один сухой остаток, но отчет занял полтора часа. Ана формулировку вывода, ради которого и была проведена вся эта гигантскаяработа, хватило одной минуты.

Немцы собрали на востоке своего Рейха пятимиллионную армиюне для того, чтобы, как следует припугнув Советский Союз, совершить бросок кюжному Средиземноморью. Всё ровно наоборот: продемонстрировав Британии, что безбольшого труда может перерезать ее топливно-сырьевые артерии (и тем самымукрепив позиции своих английских доброжелателей), Фюрер оставляет план«Барбаросса» в силе. Удар будет нанесен по России. И счет идет на дни.

Когда Октябрьский закончил, Нарком встал у окна, сцепив рукиза спиной, и долго, минут пять, смотрел вниз, на площадь.

Наконец заговорил – не оборачиваясь, сбивчиво:

– Завтра к Вождю. Поедете со мной… Если мы с вами ошибаемся,история нам не простит. И не только история… Но вы правы. Тянуть больше нельзя.

Октябрьский перевел дыхание, это «мы с вами» дорогогостоило. И взглянул на часы – непроизвольно отреагировал на слово «история».

Пять минут третьего. Одиннадцатое, то есть уже двенадцатоеиюня.

В эту секунду на столе вкрадчиво запищал аппарат безнаборного диска – это звонили из секретарской.

– …Что за срочность? – недовольно сказал Нарком в трубку. –Пусть после зайдет, я занят… Даже так? – Он усмехнулся. – Ну, хорошо. Раз такаятаинственность, пускай пройдет в малую приемную. Сейчас выйду.

Крепко пожал Октябрьскому руку.

– Идите. Утром, в восемь позвоню и скажу, куда ехать – комне сюда или прямо в Кремль. Попробуй поспать перед завтрашним разговором. Еслисможешь. – Нарком улыбнулся краем рта. – Я-то точно не смогу…

Глаза за пенсне были усталые, к ночи на щеках пробиласьчерная щетина. Не такой уж он железный, подумал Октябрьский.

И поехал домой – спокойный, с чувством выполненного долга.Принял горячий душ, с аппетитом съел оставленный домработницей ужин, выпил чаю.Что уснет, не сомневался. Жизнь у старшего майора в последнюю четверть векаскладывалась до того нервная, что бессоница была бы непозволительной роскошью.

Перед тем, как закрыть глаза, он велел организму пробудитьсяровно через пять часов. И проснулся, как штык, в двадцать минут восьмого.

Постоял под душем (утренним, то есть холодным). Не спеша, совкусом побрился. Завтракать не стал, как перед боем.

Логика действий Наркома старшему майору была понятна.Отстаток ночи Сам наверняка перепроверял данные, представленные Октябрьским.Можно было не сомневаться, что у Наркома имелись для этого альтернативныересурсы. Но тут Октябрьский был спокоен, в своих фактах и выводах он несомневался.

Скребя опасной бритвой по выпуклому черепу, старший майорразмышлял не о своем вчерашнем докладе, а о времени, выбранном Наркомом длявстречи с Вождем.

Всем известно, что Вождь работает по ночам, принимаетпосетителей почти до рассвета. Потом до полудня спит. Решение Наркома позвонитьВождю в 8 утра приводило Октябрьского в восхищение. Если уж кидаться в прорубь,так лихо, одним махом. Сама беспрецедентная дерзость такого звонка придастразговору особую, экстраординарную важность и срочность.

Без одной минуты восемь Октябрьский уже стоял у телефона вперчатке на искалеченной руке, в фуражке.

Аппарат молчал.

Так прошло десять минут, двадцать, сорок.

Без четверти девять, не выдержав, старший майор позвонил всекретариат сам. Ему ответили, что Наркома нет на месте.

Поколебавшись, Октябрьский позвонил Наркому домой, в особнякна улице Качалова. Начальник охраны, с которым у старшего майора были давниеприятельские отношения, ответил, что Сам не ночевал.

Это было странно. Хуже, чем странно – необъяснимо.

Октябрьский промаялся еще минут десять и поехал в ГэЗэ,дожидаться Наркома на месте

С каждой минутой складка на лбу старшего майора делалась всёрезче.

В здание он вошел не через шестой подъезд, как всегда, ачерез главный вход – так было ближе в приемную.

У проходной, возле внутренних телефонов, по обыкновению,ждали посетители – кто в военной форме, кто в штатском. Октябрьский туда непосмотрел, погруженный в тревожные мысли.

Вдруг услышал радостный возглас:

– Товарищ старший майор! Шеф!