- У-гм, - промычал я. - Так ты хочешь прочитать то, чтоя тут наваял? Только у меня здесь принтера нет. Будешь читать с экрана?

- Буду. Включай свой агрегат.

* * *

Внезапно налетевший ветер нагнал тучи, солнце скрылось, ирезко похолодало.

- Сейчас начнется гроза, - озабоченно проговорилаМария. Помогите мне унести в дом стол и стулья.

Когда на веранде не осталось ни одного предмета, я подумал,что мне, наверное, пора уходить. Чай мы уже не пьем, а остаться на обед менявроде бы не приглашали. Мария будто прочла мои мысли.

- Если вы поможете мне с обедом, то можете считать, чтовы приглашены.

Разумеется, я согласился. Кухня у Марии в точности повторялакухню на половине Анны, и даже мебель и посуда были старыми, но разницавсе-таки ощущалась. Если то, что я видел у Анны, выглядело просто старым,ветхим, потертым и давно употребляемым, то у ее соседки все эти предметы былине старыми, а старинными. Не столетней давности тарелки, а старинный сервиз. Недесятилетиями используемые приборы, а аристократическое столовое серебро. И этоотличие чувствовалось в каждой детали, в каждой мелочи, начиная от люстры изаканчивая солонкой.

Мария поручила мне работу попроще - нарезать лук и почиститькартофель и морковь. Признаться, я давно уже этого не делал, с юности,наверное, ведь я довольно рано стал известным, хорошо зарабатывал и питался вресторанах, а потом одновременно с женой в моем доме появилась и кухарка,которую деликатно называли помощницей по хозяйству. Объем работы меня поразил:старуха положила передо мной такое количество лука, моркови и картофеля, чтовпору было готовиться к большому приему.

- Вы ждете гостей? - осторожно спросил я.

- Я никого не жду. Все сами приходят, - Мария загадочноулыбнулась. - Уже много лет я не обедаю в одиночестве.

- Почему же вы не заведете кухарку? - удивился я. -Неужели вам не трудно каждый день готовить такое угощение?

- Мне? - она легко рассмеялась. - Голубчик, я ужеговорила, что мне ничего не трудно. У меня колоссальный запас сил. Знаю, какойвопрос вертится у вас на языке, и знаю, что вы мучительно стесняетесь егозадать. И правильно, дорогой мой, не задавайте, я все равно не отвечу вам. Ивообще, никогда не выясняйте, сколько лет женщине. Это бессмысленно.

- Почему?

- Потому что женщина мало чем отличается от мужчины.Вам либо интересно с ней общаться, либо нет. При чем же тут возраст? Он неимеет ровно никакого значения.

- А если не только общаться? - я сформулировал свойвопрос весьма туманно, но старуха меня прекрасно поняла.

- Все равно. Вам либо хочется с ней спать, либо нехочется. Возраст - это объективный параметр, интерес и желание - субъективныекатегории. Не нужно смешивать их в одну кучу, от этого получается разброд ввыводах.

Ну и старуха! Конечно, ее соседка красива и безумнопривлекательна, но разговаривать с Марией куда занимательнее. Анна постоянно,как мне показалось, уклонялась от моих вопросов, Мария же производилавпечатление человека, готового обсуждать любые (кроме возраста) проблемы,только спрашивай.

- Но ведь существует общественное мнение, - возразил я.- И оно не одобряет, например, любовную связь старика и молоденькой девушки. Иеще больше не одобряет отношения очень молодого юноши и очень немолодой дамы. Ядопускаю, что этот юноша может искренне хотеть плотской близости со своейизбранницей, но что же ему делать с общественным мнением? Наплевать на него?

- Именно, голубчик, именно, - Мария, повязав вышитыйфартук поверх своего яркого одеяния, энергично месила тесто. - Что такое, всущности, общественное мнение? Это оценки, высказанные кем-то со стороны. Атвое желание - это голос твоей души. Кто сказал, что голос твоей души менееважен, нежели чьи-то оценки? Только тот, кому выгодно, чтобы ты думал, что тысам - ничто, и твои мысли и чувства не имеют никакого значения. А кому этоможет быть выгодно? Тому, кто хочет подчинить тебя себе и управлять тобой. Идеюо том, что чужое мнение важнее твоего собственного, изобрели как инструментвласти, как средство для навязывания определенного поведения. Вам что, приятночувствовать себя пешкой, куклой, которой манипулируют чьи-то невидимые руки?

- Нет, конечно, - откликнулся я, старательно, хотя инеумело орудуя ножом.

- Тогда забудьте об общественном мнении. Слушайтетолько свою бессмертную душу.

- А уж она такого наговорит... - шутливо подхватил я.

- Не беспокойтесь, душа ничего плохого вам ненаговорит. Вот разум - да, разум может вам напеть всякие глупости, из которыхвы потом много лет не выпутаетесь. А душа - никогда. Проблема в том, что людине умеют ее слушать и слышать. Они все больше к общественному мнениюприслушиваются да к своему разуму, а это...

Мария внезапно умолкла и повернула голову, словноприслушиваясь.

- Кажется, Эспера проснулась. Пойду посмотрю. - Онавышла из кухни, и вскоре из гостиной донеслись приглушенные голоса хозяйки идевочки. Потом скрипнул диван, легкие шаги зашелестели вверх по лестнице,ведущей на второй этаж.

- Я отправила ее в библиотеку, - сообщила Мария,возвращаясь и снова принимаясь за тесто. - Девочка любит читать, а у них в домени одной книги.

В ее голосе я не уловил осуждения или хотя бы сожаления,просто констатация факта: у соседки книги не водятся.

- Почему вы не попросили Эсперу помочь нам с обедом?поинтересовался я. - Еще одни руки совсем не помешали бы. Боюсь, что я сосвоими скромными темпами за вами не угонюсь.

Мария оторвалась от своего занятия и резко повернулась комне.

- Эспера очень больна. Безнадежно больна. Она целые днипроводит у меня, спит, читает или разговаривает со мной. Даже Анна не заставляетее ничего делать по дому.

Безнадежно больна... Sine espera, без надежды, еслипо-латыни. Так вот откуда ее имя. Я-то думал, что оно означает надежду, аоказалось безнадежность.

- Неужели врачи ничего не могут сделать? - сочувственноспросил я. - Теперь медицина очень многое умеет. Может быть, здесь вопросденег? Мне показалось, что ваша соседка стеснена в средствах. Если бы кто-томог ей помочь...

В моих словах был, конечно, подтекст. Ты, такая богатая иодинокая старуха, вместо того, чтобы пассивно обсуждать безнадежность состоянияЭсперы, взяла бы лучше да помогла материально, оплатила бы лечение девочки. Незнаю, откуда взялась эта внезапная злость на Марию, и уже через секунду япожалел о своих словах, но ничего не поделаешь, что сказано - то сказано. Авдруг она сейчас обидится и выгонит меня?

- Ей ничто и никто не может помочь, - грустнопроизнесла Мария, пристально глядя мне в глаза. - Вы думаете, я не пыталась?Думаете, я сидела сложа руки, молча смотрела на несчастного ребенка и ничего неделала? Уверяю вас, я сделала все, что могла. А могу я очень многое. Намостается только принять это как святую волю господа.