В двенадцать лет она вдруг начала расти и уже через годпрочно завоевала прозвище Дылда. Жизнь в среде одноклассников сталаневыносимой, ее дразнили, над ней грубо и глупо подшучивали, а тут еще прыщи,отнюдь не добавлявшие ей привлекательности. В четырнадцать лет девочки из еекласса уже ходили с золотыми сережками в ушах и с накрашенными глазами, делалимодные стрижки и встречались с мальчиками из старших классов, и на их фоне АняЛазарева выглядела не просто гадким утенком, а чем-то вроде детеныша динозавра,с длинной шеей и некрасивой головой.

Тогда же появились и вспышки злобности. Родители, надоотдать им должное, показывали девочку врачам, и врачи объяснили, что рост – этоособенности гормонального обмена, прыщи сами пройдут через год-другой, эточисто подростковое, связанное с периодом полового созревания, а что касаетсяраздражительности и вспышек агрессивности, то лучше всего бороться с этим припомощи спорта.

Аню с удовольствием приняли в баскетбольную секцию, тем болеечто общая физическая подготовка у нее была очень хорошая. Не прошло и полугода,как жизнь ее изменилась. Тренер пришел в школу, к директору, и просил отпуститьЛазареву из 8-го «Б» класса на сборы для подготовки к межреспубликанскимсоревнованиям.

– Аня – гордость нашей команды, вся надежда только нанее, и, если вы не разрешите ей отсутствовать на занятиях, московская юношескаясборная вряд ли выиграет, – убеждал он.

Разумеется, Аню отпустили, и вся школа была поставлена визвестность, что Лазарева – восходящая звезда советского баскетбола. Девочкумоментально перестали дразнить, а ее рост, бывший до той поры постояннымпредметом гадких насмешек, превратился в достоинство, которому завидоватьвпору. Спортивная карьера пошла успешно, прыщи постепенно исчезли, как иобещали врачи, и все было бы ничего, если бы не сложности на любовном фронте.Двух с небольшим лет, прожитых Аней в роли прыщавой дылды, оказалосьдостаточным для формирования в неустойчивой подростковой психике комплексанеполноценности. Она хотела быть как все, хотела бегать на свидания, носитьзолотые сережки, делать модные стрижки и целоваться с мальчиками. Но красиваястрижка только подчеркивала уродство ее прыщавого лица, а на свидания ее никтоне приглашал. И она люто ненавидела девочек, которым повезло больше, имальчиков, которые не обращали на нее внимания, а если и обращали, то толькодля того, чтобы выдать очередную порцию издевательств. Она ненавиделародителей, которые настырно объясняли ей какую-то чушь про красоту души и достоинстваума. Она ненавидела всех людей вообще за то, что они провожали еесочувственными взглядами. И учителей за то, что они ее не защитили отодноклассников. И глупую природу за то, что сделала ее такой. Короче, Аняненавидела всё и вся.

И выходом из этого мира всеобщей ненависти ей виделасьлюбовь. Только любовь. Она должна доказать им всем, что ничем не хуже, что и заней ухаживают, и ее приглашают на свидания, и ей объясняются в нежных чувствах.Аня бурно реагировала на малейшие знаки внимания со стороны юношей, охотнооткликалась на них, проявляла активность… И этим отпугивала.

Жизнь постепенно входила в нормальную колею, Аня закончилашколу, но в институт поступать и не думала. Куда ей с ее «удовлетворительной»подготовкой. Поскольку статья за тунеядство в те годы еще существовала, азанятия спортом требовали ежедневных тренировок и частых отъездов то на сборы,то на соревнования, для таких случаев существовала практика формальноготрудоустройства. Человек где-то кем-то числится, но на работу не ходит, а своюзарплату отдает тому, кто трудится за двоих. Аня Лазарева тоже где-точислилась, посвятив всю себя баскетболу. Как и многие молодые, она не думала озавтрашнем дне, полагая, что всегда будет юной и сильной и всегда будетвыходить на площадку.

Однако и родители, и тренеры постоянно долбили ей головуразговорами о высшем образовании. Сначала она отмахивалась, но со временем,присмотревшись к другим спортсменам и к жизни вообще, поняла, что они правы.Дорога была проторенной: институт физкультуры параллельно с занятиями спортом,потом, после завершения выступлений, тренерство. Так поступали очень многие.

Учеба в институте давалась легко, Анна даже удивляласьэтому, помня свои постоянные школьные тройки. К четвертому курсу она уже игралав сборной страны, и будущее казалось ей понятным и предопределенным. Кто же могпредположить, что перемены в политике и экономике приведут к постепенномуумиранию спорта… Все стало дорого, и за все надо было платить: за аренду заладля тренировок, за аренду спортбазы для сборов, а уж сколько стоили билеты напоезд или самолет, чтобы вывезти куда-то команду, лучше и не говорить. Вместе сколичеством спортивных секций стремительно падало и количество требующихсятренеров.

Так и вышло, что, получив диплом о высшем образовании и ставслишком «старой» для выступлений в составе сборной, Аня Лазарева в двадцатьсемь лет оказалась никому не нужна. Ни спорту, ни какому-либо другому видудеятельности, ибо ничего не умела, кроме как играть в баскетбол.

Она почувствовала себя обманутой. С пятнадцати лет все своевремя и силы она отдавала баскетболу, она и не жила, по большому счету, атолько функционировала как бегающий, прыгающий и забрасывающий мячи механизм.Двенадцать лет выброшены псу под хвост. Ни семьи, ни ребенка, ни профессии, ниденег – ничего. За плечами только спортивные награды, любовные разочарования инесколько абортов. А дальше что?

Первая депрессия была длительной и тяжелой, Анна пыталасьотравиться, но родители раньше времени вернулись домой с дачи и успели вызвать«Скорую». Испугавшись психиатрического лечения, которое неминуемо следует запопытками покончить с собой, она все отрицала, уверяла врачей в своемнеизменном жизнелюбии, благодарила их за спасение и отчаянно лгала насчет того,зачем приняла такое количество таблеток. Шел девяносто четвертый год,настроение всеобщего безразличия к чужой беде охватило к тому времени и системубесплатного здравоохранения, тем более и лекарств не хватало, и корпусабольничные давно находились в аварийном состоянии, так что класть новых больныхбыло некуда, короче, Анну отпустили с миром и без всякого лечения.

Спустя несколько месяцев депрессия повторилась, и снова былапопытка суицида, и снова неудачная. На этот раз спасло Анну не возвращениеродителей, а недобросовестность человека, у которого она покупала таблетки. Вофлаконе было пятьдесят таблеток, но только восемь из них соответствовалиэтикетке, а остальные были, как говорится, «из другой оперы», к тому же с давнопрошедшим сроком годности. И снова обошлось без официальной медицины, правда,перепуганные родители все-таки пригласили домой частнопрактикующего психиатра,который ничего толкового не сказал, кроме сакраментального: «Ей нужночем-нибудь заняться. Хоть работой, хоть семьей». После его ухода Анна, придя вбешенство, била посуду, хлопала дверьми и орала на родителей как резаная,запрещая им соваться в свою жизнь.

– Хватит и того, что вы в пятнадцать лет запихнули меняв этот кретинский баскетбол! – кричала она, сверкая глазами. – Лучшебы сделали мне пластическую операцию, морду мне поправили, тогда я бы уже давнобыла замужем и жила как все! Лучше бы наняли мне репетиторов, чтобы я поступилав человеческий институт, тогда у меня хотя бы профессия была в руках! А высунули меня в спорт, сбагрили с рук и обрадовались, да еще и институтприсоветовали, который никому сегодня не нужен! Искалечили мне всю жизнь, атеперь пытаетесь в психушку отправить? Не выйдет!!!